[Мафия-лэнд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Подарок для Мелиссы: "Let It Snow"

[Мафия-лэнд]

Подарок для Мелисса. по заявке:

- авторский фик, ну или артик какой-нить
- что-нить про Варию, пожалуй
- рейтинг любой, можно чучуть с юмором или стебом, можно на новогоднюю тематику
- не хочу трешак, расчлененку, ангст и иже с ними

Название: Let It Snow
Автор: Уильям Каплан
Персонажи: Вария, Ямамото Такеши
Жанр: джен, юмор
Рейтинг: PG-13
Размер: ~4700 слов
Предупреждения: написано как отрывок; семейная милота; Ямамото; мат.
От автора: на итальянском «capo» - молодой господин.

— Какая нахуй Сицилия! — рявкнул Сквало. От пинка Ямамото увернулся, причем хитро: вроде и не специально, но так ловко ушел из-под удара, что и не придерешься. Сквало довольно оскалился и отвесил ему подзатыльник; на этот раз придурок не шелохнулся. Тренированный, чего уж там.
— Простите, сенпай, — смеясь, проговорил Ямамото и взъерошил еще больше и без того торчащие во все стороны волосы. — Не думал, что это для вас так важно.
Сквало перекосило. Было видно, что он что-то мысленно прикидывает, и Ямамото терпеливо ждал результаты его размышлений. Дождался: Сквало за воротник дернул его к карте Италии, которая висела на стене в его кабинете, и ткнул пальцем туда, где проходила граница со Швейцарией.
— Альпы, идиот. Не все члены мафии родились на Сицилии, сюрприз.
Сквало отпустил воротник Ямамото, тот повел плечами и слегка потряс головой. Прищурился, разглядывая карту. Рука Сквало закрывала большинство названий, да и не то, чтобы название города Ямамото сильно интересовало.
Занимало другое:
— А снег там есть?
— Кретин, — взвыл Сквало. — Идиот! Как ты еще жив с такими куриными мозгами! Это же горы, разумеется, там есть снег!
— Здорово, — расплылся в улыбке Ямамото, пропуская оскорбления.
Он привык к такому Сквало; его не пугала эта дикая агрессия, сжатая в одном человеке. Сквало был безопасным, он мог поорать, влепить затрещину, но это было понятно и не угрожало ничем. Куда больше Ямамото напрягал Занзас. Он никому не говорил об этом, но несостоявшийся десятый босс Вонголы заставлял внутренности скручиваться в неприятный узел предчувствия опасности. Ямамото было дико видеть фанатичное обожание, которое испытывали варийцы к своему боссу. Он не видел ничего, достойного уважения. Одной дикой животной силы, исходящей от Занзаса, было мало для Ямамото того, чтобы понять, отчего эти люди готовы умирать за него. Вот Савада — это да. Тсунаеси был как маленькое солнышко, об него можно было погреть руки, и этот свет пробирался до самой глубины души. Ямамото нравилось греться о Саваду. Этот свет хотелось защищать. А в Занзасе он не видел никакого света.
Было странно видеть Сквало, психованного и несдержанного, про которого Гокудера, озираясь по сторонам, пошутил «мальчик, который ждал». Потом еще сказал что-то про сериал, который видел по телевизору. Ямамото иногда казалось, что Сквало — он как Дзиро. У него стойка «смирно» на Занзаса, он готов в любой момент бросить все и бежать на голос.
— Я бы хотел посмотреть на итальянский снег, сенпай, — добавил Ямамото.
Сквало бросил на него быстрый взгляд из-под нахмуренных бровей.
— Он ничем не отличается от японского, придурок, — он помолчал. — Скоро Рождество. Можно съездить. Если ты не боишься провести Рождество с Варией, мелкий, — Сквало ухмыльнулся, белые зубы блеснули в мягком желтом свете лампы. Сквало вообще сейчас казался выбеленным, Ямамото никак не мог выбросить мысли про снег из головы. Снег. Белые волосы. И глаза светло-серые. — Ты улыбаешься еще хуже обычно, — уголок губ Сквало дернулся вверх в намеке на улыбку. — Собирай шмотье. Там холодно.

Ямамото жадно разглядывал виды, проносившиеся за окном. Рядом молчаливо сопел Леви-а-Тан, но даже присутствие цепного зверя Занзаса не портило настроения. С Сицилии они самолетом добрались до Милана, и оттуда несколько часов гнали на машинах. Ямамото казалось, что он разглядывает книжку с картинками, только те слишком быстро мелькают.
Когда серо-зеленые поля сменились пространством, засыпанным легким белым пухом, который здесь называли снегом, у Ямамото было такое чувство, что он снова маленький, и отец наряжает новогоднюю елку.
Гокудера, когда узнал, что Ямамото согласился отправиться с Варией отмечать Рождество, сказал, что Ямамото явно ебнулся. Он постоянно так говорил, с тех пор как Ямамото начал мотаться из страны в страну ради тренировок со Сквало. Гокудере было проще: он сам занимался своей системой, ревностно носясь с ней и никому ничего не рассказывая.
Ямамото был другим. Ему нужен был наставник; возможно, это было различие менталитетов, возможно — просто характеров. Гокудера был весь такой гордый, замкнутый на себе и каких-то своих понятиях о чести. У Ямамото они тоже были, но ему казалось, что все куда проще, чем у Гокудеры в голове. Отчего-то в этом плане с Варией было проще. Реборн даже как-то обмолвился, что не будь Ямамото настолько Хранителем Дождя при Саваде, ему следовало бы остаться с ними. Ямамото отшутился, но внутри стало премезко: как бы хорошо он не относился к Сквало, он не хотел быть одним из этих холодных расчетливых ублюдков, которым ничего не стоило отнять человеческую жизнь. Возможно, поэтому Сквало считал его слабаком даже сейчас, когда Ямамото побеждал его в половине их боев.
«Родовое гнездо» Сквало оказалось в горах. Мимо пролетела деревушка, и потом внезапно за поворотом среди огромных елей возник темный, засыпанный снегом дом. Он казался очень старым, Ямамото видел такие на фотографиях. Этот дом не был похож на замок Вонголы, старый, хранящий в себе сотни тайн, но со светлый и залитый солнцем. Не походил он и на замок Варии, стоящий посреди леса, темный и мрачный, но по-своему красивый. Дом Сквало был массивным, сложенный из каменных блоков, потемневших от времени, он казался частью природы вокруг. С одной стороны стену оплетали высохшие ветки, а в некоторых окнах первого этажа горел свет.
— Приехали, — радостно рассмеялся Бельфегор с переднего сидения.
Он очень рвался вести машину в Милане, но Сквало и Занзас в один голос осадили его, и половину дороги его королевское высочество изволили дуться на весь свет, а оставшуюся половину донимать Леви дурацкими шутками, на которые тот пытался не реагировать. Ямамото видел, как билась жилка у него на виске от сдерживаемой ярости, но Занзас запретил ему трогать кого бы то ни было. Это было ненормально, думал Ямамото, то, как беспрекословно Занзаса слушались даже в таки мелочах. Но зато это спасло их от того, чтобы улететь в кювет, если бы Бельфегору и Леви вздумалось устроить разборки.
— Здорово, — выдохнул Ямамото, выбравшись из машины. Слова слетели с его губ облачком пара. Воздух здесь был другой, вкусный и не такой душный, как на юге. Пахло хвоей и снегом. Где-то сбоку захихикал Бельфегор.
Сквало выбрался из второй машины, потянулся и зашагал к двери. После него вылез Занзас и двинулся следом. Ямамото поймал себя на мысли, что делает же природа таких вот. Сквало был высоким, чуть выше самого Ямамото, но Занзас все равно возвышался над ним на добрые полголовы. И ведь это он еще не рос те восемь лет, пока был заморожен.
Потом все стало каким-то суматошным. Может, оттого, что Луссурия тоже въехал во двор и, едва выйдя из машины, начал создавать слишком много шума и действия. Может оттого, что вместе с Луссурией был Маммон, тянувший сейчас на четырнадцатилетнего подростка, которого моментально схватил за руку Бельфегор и потянул за собой. А может оттого, что из дома навстречу гостям выскочила пожилая синьора, так быстро говоря что-то по-итальяснки, что Ямамото мог разобрать только каждое третье слово. Она смотрела на Сквало сияющими глазами, и Ямамото разобрал «capo».
Потом Сквало, как обычно, заорал, сразу и на всех, Занзас пинком отправил его в сугроб, а эта потрясающая женщина только рассмеялась и улыбнулась Занзасу.
Все они были чокнутыми окончательно и бесповоротно. Ямамото выдохнул, стянул с одной руки перчатку, вытащил телефон и написал Гокудере смс, чтобы тот тоже приезжал. Будет весело.
«Иди нахуй» прислал в ответ Гокудера. Ямамото широко улыбнулся, запрокинул голову к небу и прищурился на яркое солнце в чистом прозрачном небе. В уголках глаз, кажется, были слезы. Или это просто таяли снежинки.

В доме не жили, этим дышала каждая комната, кроме, наверное, кухни и смежных помещений, в которых обосновалась Маргарита, экономка, которую все именовали «синьорой». Оттуда шли восхитительные запахи, синьора была серьезна, как полководец перед решающей битвой. Ямамото давился смехом, глядя, как она отчитывает Сквало словно маленького, а тот сердито сопит, не решаясь возразить.
— Молодой господин должен был предупредить меня хотя бы за неделю! — причитала синьора. — В доме же такой беспорядок! Комнаты не проветрены как следует, а я отпустила на выходные Алессандро и Коррадо домой, и…
— Все хорошо, — перебивал ее Сквало.
— Вы, может, и хозяин этого дома, capo, но я хозяйничаю тут, дай Боже, уже лет тридцать, — сердито хмурилась синьора. — Я вам пеленки еще меняла, — вот это было любимым моментом Бельфегора, — и все ваши раны помню, как вы в детстве учились мечом махать вашим, — в этом месте ее губы обычно поджимались. — Я куда лучше вас знаю про правила приема гостей. Вы и дома-то почти не бываете.
— Маргарита, — на последнем издыхании тянул Сквало; Ямамото видел, что к этому моменту выдержка Сквало подводила, губы дрожали, как будто он вот-вот заорет, но Сквало держался. — Маргарита, психованный босс не умрет, если ему подадут еду не как королю, он и так слишком избалованный. Главное, что это будет мясо. И текила, у нас же еще есть текила? — Сквало хмурился и добавлял: — Много текилы.
Синьора тут делала паузу и смотрела с легким осуждением.
— У нас все есть, capo, уж за погребами мой старик хорошо следит.
До Рождества было еще четыре дня, а дом пропах пряностями, которых Ямамото не мог разобрать, всегда за те пару часов, пока Сквало орал, пинал всех, кто оказывался в зоне поражения, пытаясь расселить по комнатам. Просторный с виду дом оказался не так уж большим. Занзас безмолвно оккупировал хозяйские покои, Сквало даже не дернулся, только проворчал что-то про охреневших начальников.
Когда все были отправлены с глаз долой, Ямамото легонько тронул Сквлао за плечо и спросил:
— А вы сами, сенпай?
— В хозяйской спальне, — фыркнул Сквало. — Чертов босс потеснится, там три комнаты. И диван. Очень удобный. Если Занзасу срочно что-то приспичит, лучше уж я буду рядом, чем этот мудак разнесет мой дом только потому, что не может найти свой ночной горшок.
Ямамото рассмеялся, подхватил свою сумку, в которой, как и было велено, лежали теплые свитера и запасные джинсы и пошел к лестнице. Сквало сказал, что его комната пускай и под крышей, зато вид красивый.
Комната был самом деле оказалась маленькой, явно для не очень притязательных гостей. Ну, Ямамото в общем-то и был. И кровать низкая, Ямамото не знал, подумал ли об этом Сквало специально, или оно само так вышло, но было здорово. За пять лет Ямамото так и не привык к высоким европейским кроватям, в особняке Вонголы в его комнате вообще был маленький уголок Японии.
За окном раздался громкий свист, сменившийся раздражающим смехом Бельфегора. Ямамото с трудом сдвинул задвижку и распахнул ставни. Холодный сухой воздух ворвался в комнату, мороз мгновенно пробрал до костей, но было хорошо. Внизу Бельфегор пинал Франа, который лепил снеговика. Снеговик выходил похожим на лягушку, Бельфегор кричал и норовил отрезать Франу что-нибудь ненужное. Например, голову. Снеговик с зеленоволосой башкой, говорил Бельфегор, это очень по-новогоднему. Зеленый будет символизировать елку.

Наблюдать за такой Варией оказалось интересно. Они были вроде такие же, но как-то ну, проще, что ли? Ямамото достаточно часто бывал в их замке, мотался к Сквало тренироваться. Тот все еще надеялся выбить из головы Ямамото «всю блаженную дурь», но Ямамото только улыбался и со всем соглашался. Смех был отличной защитой, сквозь него не проникала растлевающая атмосфера замка Варии.
Гокудера как-то сказал, что можно свихнуться, пробыв там дольше, чем пару часов. Стать таким же, как варийцы.
А Ямамото рассмеялся. Все будет хорошо, сказал он Гокудере. Не волнуйся, Хаято, сказал Ямамото. Я не подведу вас.
Где-то в сумке должен был быть шарф, Ямамото помнил, как складывал его. Хотелось гулять, дышать этим странным свежим воздухом. Еще хотелось упасть в снег и сделать «рождественского ангела». Ямамото не боялся промокнуть, заболеть и холода. Ему нравилось ощущение полного контроля и свободы, которое вселяла в него такая погода.
Когда Ямамото вышел на улицу, Фран прятался от Бельфегора на дереве. Рядом с Бельфегором — вроде и чуть в стороне, но Ямамото все равно видел — рядом, — стоял Маммон, укутавшийся в теплое темное пальто и прячущий лицо в большом фиолетовом шарфе. Сквало говорил как-то, что забавно вышло. Сперва Маммон заботился о маленьком Бельфегоре, а теперь они поменялись местами. Аркобалено росли гораздо быстрее обычных детей, но все равно, то время, пока у Маммона начали выпадать молочные зубы и расти коренные, были мучительны. Бельфегор преданно изображал няньку при своем ненаглядном иллюзионисте.
Сквало говорил, что Бельфегор чуть не убил Маммона за то, что тот умер в будущем.
Ямамото пытался видеть в этом что-то большее, чем эгоизм принца, но получалось плохо. Бельфегор вообще не ассоциировался с добрыми чувствами. Привязанность была правильной эмоцией, светлой. Привязанность — это то, что между Ямамото и Гокудерой. А Бельфегор был чокнутым психом, за которым тенью ходил маленький иллюзионист с мозгами взрослого человека и странной тягой обвивать своих врагов иллюзорными лианами. Такие штуки назывались в Японии просто и незатейливо — тентакли.
Сейчас Вария казалась более расслабленной. Они то ли смирились, то ли просто забили на Ямамото. Вели себя вроде так же, но атмосфера была другой: напряжение, гудевшее вокруг Ямамото, когда он оказывался в их обществе, утихло. Как будто в комнате постоянно работал компьютер, а тут ты вдруг его выключил. Вроде точно так же тихо, но как-то иначе.
Сквало появился за спиной бесшумно, толкнул в плечо, и Ямамото тихо рассмеялся.
— Умеешь кататься на лыжах, мелкий?
— Не умею, сенпай.
Ухмылка на лице Сквало была до неприличия довольной.
Он не сливался с окружающим миром, как можно было бы подумать: ну, белые волосы, бледный как моль, все такое. Сквало кутался в свою любимую черную куртку с меховым воротником, как будто не замечая холода. Ямамото даже стало интересно, как он ходит в одной и той же одежде по жаркой Сицилии и предгорьям Альп. Спрашивать не стал, потому что ответы на простые вопросы давно знал наперед.
— Кататься на лыжах, — наставительно сказал Сквало, — полезно. Считай это тренировкой. Вдруг Савада зашлет вас в Россию, будешь знать, что делать хотя бы.
Ямамото радовала их негласная договоренность: Сквало называет Цуну просто по фамилии, Ямамото не говорит ничего про Занзаса. Оскорблять при Сквало Занзаса мог только сам Сквало, но, сколько бы он ни орал про ублюдочность и мудачество своего босса, другим был готов резать глотки за неосторожные слова.
Ямамото нравилось жить.

Когда они вернулись с «небольшой лыжной прогулки», как обозначил Сквало этот многокилометровый забег, Ямамото мечтал упасть, сдохнуть и жрать — без разницы, в каком порядке. Гордость не позволяла упасть и сдохнуть, гордость требовала пойти сменить одежду и спуститься к ужину как ни в чем не бывало.
Гордость — охрененная штука, решил Ямамото, спустившись в общую гостиную.
Даже не столько гордость, сколько стремление не подвести Цуну. Не сдохнуть от динамита Гокудеры, если он подведет Цуну. «Не» было много, слишком много, чтобы вспомнить их все. Проще было и правда спуститься вниз, улыбаться и болтать о ерунде. Сквало говорил, что улыбка Ямамото бесит сильнее смеха Бельфегора. Потому что принц — псих, а Ямамото просто недоумок.
В гостиной на диване с видом умирающего лебедя развалился Бельфегор и вдохновенно страдал. Это было так заметно, словно у него на челку была прикреплена табличка «вдохновенно страдаю». В соседнем кресле сидел Маммон, читающий какие-то очередные бухгалтерские книги. Четырнадцатилетний мальчишка с гроссбухами смотрелся нелепо. Очень в духе Варии.
— Ужин через двадцать минут, — равнодушно бросил Маммон, не поднимая головы.
— Ага, — широко улыбнулся Ямамото. Бельфегор процедил что-то сквозь зубы и отвернулся носом к спинке дивана.
До страданий варийского принца Ямамото не было никакого дела; скорее всего причина была в том, что очередная попытка свернуть Франу шею не увенчалась успехом. Или он просто хандрил, у Варии вроде давно не было серьезных миссий, где садистские наклонности Бельфегора могли проявить себя в полной мере. Ямамото не был брезгливым или пугливым, но Бельфегор ассоциировался у него с каким-нибудь плотоядным насекомым, вроде паука. Пеленает жертву в тонкие нити, а потом режет аккуратно на части. Спасибо что не ест.
Наверное, корни у этого росли из битвы Колец, где Ямамото впервые увидел Бельфегора. А то ведь даже как-то неловко: знает же прекрасно, что может с ним справиться, если дело дойдет до «отбросим шутки в сторону», а все равно неприятно.
Из-за стены доносились звуки обычной возни, которая сопровождала практически любой прием пищи в Италии. Так и не привыкнув к тому, что на его благополучие и довольство работают чужие люди, Ямамото удивительно быстро привык к этим звукам суеты. Он мог разложить их на составляющие без особого труда: вот это был легкий звон раскладываемых приборов, когда вилки и ножи случайно задевают стекло. Быстрый топот, за которым тянется ароматным шлейфом запах супа: сын синьоры принес большую супницу и водрузил ее на специальный столик.
Кеко и Хару так и не научились мириться с этим. Хару, кстати, и итальянский-то так и выучила, через постоянные ссоры с главной экономкой в особянке Вонголы. Ругалась теперь девушка, что даже темпераментные итальянки восторженно притихали и делали так, как велела маленькая, но крайне деятельная японка.
Кстати, к итальянской еде Ямамото долго привыкал. Нет, пицца — это одно. Но когда ты живешь в Японии, да еще и при ресторане традиционной кухни (не страшно, что ее придумали в Америке), итальянская еда преимущественно видится как раз пиццой и спагетти, которые дико неудобно есть. А потом оказывается, что это называется не спагетти, а паста, что ее множество видов, и надо знать их все, потому что иначе питаться тут просто невозможно.
Но в Варии был Занзас. Занзас любил мясо, виски и текилу, и на традиционную итальянскую кухню ему было плевать. Ямамото много раз слышал, как Сквало орал на поваров. Ямамото смеялся, а Сквало орал еще больше на всех и сразу: на Ямамото — чтобы заткнулся, на поваров — чтобы не дергали его каждый раз, когда босс посмотрит на них косо.
— Не представляю тебя на кухне, — сказал однажды Ямамото.
— Представишь — убью, — глухо рыкнул Сквало.
И очень живо мгновенно перед глазами встала картинка: Сквало шинкует огромные куски мяса мечом и закидывает их на сковородку. И на нем еще обязательно должен быть передник, белоснежный, как в кино показывают: чтобы накрахмаленный и хрустел.
Ямамото не стал делиться этим со Сквало.
— Прошу, господа, — синьора распахнула двери, впуская в гостиную непередаваемый букет запахов, от которых рот мгновенно наполнился слюной. — Вы как раз вовремя, молодой господин, — заторопилась она.
Не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто вошел в комнату. Температура воздуха как будто никак не могла определиться: не то упасть, не то резко подняться. Парадоксально, как Занзас мог излучать такие противоречивые эмоции. Его ленивое равнодушие вкупе с ненормальной агрессией действовало не хуже мороза за окном, но ярость, служившая источником пламени, была способна растопить снег, скрывавший горы.
Казалось бы, все просто: Занзас должен быть горячим, потому что носит пламя, а холодным как раз Сквало. Ну, хотя бы потому, что очевидная логика ассоциаций подсказывала, что белому полагается быть холодным. Но у них все было как-то по-дурацки и не так, как полагается.
Дождь Ямамото был теплым летним ливнем. Дождь, который носил в себе Сквало, мог уничтожать города, был безжалостным и жестоким.

Суп оказался томатным, с сосисками и гренками.
— Как мило, — захихикал Бельфегор, вылавливая ложкой гренку. — Красная жижа с кусочками плоти невинно убиенных свинок.
Занзас недовольно взглянул в сторону принца, а Сквало отвесил тому подзатыльник. Бельфегор чуть не упал лицом в суп, но в последнее время успел дернуть голову в сторону.
— В следующий раз я обязательно попрошу Маргариту сварить тебе луковый суп и раздобыть улиток, — предупредил Сквало, едва Бельфегор открыл рот, чтобы возмутиться. — Их притащат сюда из Франции к завтрашнему же ужину, и мне плевать, сколько это будет стоить.
И без красноречивых взглядов было понятно, кому адресовано это предложение. Иногда Ямамото пытался понять отношения внутри офицеров Варии, а иногда категорически пасовал. Хотя нет, если с Леви и Луссурией было еще относительно просто, то остальные просто били все рекорды.
Как это ни странно, в остальном ужин обошелся без происшествий. То ли никто не решился портить аппетит и без того хмурому Занзасу, то ли семь перемен блюд и десерт знатно подкосили боевой дух самых жестоких убийц в мире. Хотя Ямамото и без того достаточно ярко представлял себе, как суп мог стекать с Леви красной неаппетитной массой, как Сквало орал и надевал тарелку с пастой (каннелони, сегодня они ели каннелони) на голову Бельфегору, а тот в ответ делал из шикарного торта кремовый гроб для Франа.
Хорошо, что это происходило только в его воображении. Или плохо — Ямамото не исключал, что теперь во сне он всю ночь будет видеть битву куриными ножками офицеров Варии за столом в забытой Богом деревушке. Или пряничном домике. Впрочем, куриные ножки и пряничный домик куда лучше оторванных конечностей и грязных подвалов.
Ямамото не жалел, что поехал, хотя ему здесь был рад только Сквало. Если Сквало умел быть радостным от таких простых человеческих вещей.
На глупую улыбку Ямамото никто не обращал внимания. Они привыкли к нему, считали его, наверное, чем-то вроде нелюбимого домашнего фикуса в кадке: ну стоит и стоит, шелестит себе листиками. Иногда поливать, конечно, надо, но Сквало с этим неплохо справляется.
Вернувшись к себе в комнату, Ямамото обнаружил три нервные смс от Гокудеры. Друг спрашивал, жив ли он, скоро ли похороны, и на какой день назначить полномасштабную операцию по уничтожению Варии. В качестве мести за безвинно погибшего от их рук Хранителя Дождя Вонголы. Ямамото посмеялся и написал, что все в порядке.
Это ночью ему не снилось ничего, и это было охренно круто.

Утро оказалось шумным, громким и беспокойным. Вроде бы, орали из холла. Ямамото выдернул себя из постели, натянул свитер и вышел посмотреть, что происходит.
Происходила типичная сцена выяснения отношений итальянцев. Это когда издалека смотришь на варийских отморозков, кажется, что они все больные на голову, и только Занзас там горячий итальянский мужчина. На самом деле все хороши, даже долбанутый на голову Бельфегор, название страны которого никто не знает.
— Омела! — кричал Луссурия. — Это же омела, идиот, под ней надо целоваться!
— Отъебись, — орал в ответ Леви.
Судя по пунцовому лицу последнего, традицию Луссурия уже исполнил, а теперь настаивал на правомочности своих действий. Ямамото коротко рассмеялся, потому что выглядело все дико умильно. Нет, правда, жалко, он проснулся так поздно и не застал основное действо. Причем, Ямамото был уверен, омелу Луссурия повесил собственноручно и столкнись он под ней со своим драгоценным боссом, традицию исполнил бы с еще большим рвением.
Ямамото уже слышал нытье Луссурии по поводу того, что Занзас трахает шлюх не того пола.
— Но это же романтично! Прекрасно! Рождество, мир, любовь! — увещевал Луссурия, ловко уворачиваясь от замахнувшегося для удара Леви.
— Пидорас, — категорично отрезал тот и замахнулся еще раз.
Наконец, Луссурии надоело уворачиваться; ловко пнув Леви под колени, он пулей выскочил на улицу, сдернув на ходу с вешалки свое пальто.
— Чего уставился, ты, недомерок? — мрачно спросил Леви, заметив, наконец, Ямамото на лестнице.
Ямамото еще раз рассмеялся и примирительно поднял руки. Назвать его мелким давно уже было трудно, он давно вымахал будь здоров, сравнявшись со Сквало. Правда, тот все равно казался выше, не то из-за дикой ауры, не то из-за громкого голоса. Угроза в человеке делает его больше и страшнее. Ямамото не нравилось, когда его боялись. Смерть должна приходить с улыбкой.
Завтрак был на кухне; синьора Маргарита хлопотала у плиты, и, когда Ямамото вошел, только махнула в сторону застеленного белоснежной скатертью стола.
— Молодой господин, вы пока себе кофе налейте, а я еду погрею. Capo не говорил, когда вы встанете, поэтому я не стала готовить на всех разом, уж простите, буквально минуточку.
— Все в порядке, — улыбнулся Ямамото.
На столе стояли башенки из небольших фарфоровых чашек на блюдцах. Ямамото осторожно снял одну, подтянул к себе кофейник и налил. Кофе пах одуряюще вкусно. Вот чего теперь не хватало Ямамото дома, в Японии, так это такого же вкусного кофе. Раньше, когда он только начинал интересоваться Италией, ему казалось, что шутки про кофе — это действительно просто шутки, а теперь ему и правда иногда казалось, что их взрывной характер — последствия многовекового употребления этого напитка. Гокудера вон, жить без сигарет и кофе не может. И Ямамото тоже привык, говорят, к кофе вообще быстро привыкаешь.
Цуна, кстати, лил в кофе молоко и сыпал три ложки сахара. Гокудера просто добавлял сахар. Ямамото пил как есть, его приучил Сквало. Сквало его вообще многому научил: сражаться, кофе пить, просто пить. Круто, когда есть кто-то старше и опытней, и кому не кажется зазорным поделиться этим всем.
— Привет, мелкий.
В кухню, словно в ответ на мысли Ямамото, вошел Сквало. Зевнул, чуть не вывихнув себе челюсть, был пойман за локоть Маргаритой и насильно потискан. Ямамото с трудом сдержал смех, тем более взгляд у Сквало был более чем красноречивый.
— Утро добрым не бывает, — проворчал Сквало, когда его отпустили. — Соберете поднос с едой? Я отнесу дурацкому боссу.
— Как скажете, capo, только молодого синьора накормлю, и тут же синьору Занзасу все приготовлю. Я смотрю, он нынче не в духе сильно, я испекла его любимые кексы.
Ямамото вопросительно приподнял брови, уставившись на Сквало. Тот молча хмыкнул, отобрал у Ямамото кофейник и налил себе.
— Потом расскажу. После завтрака пойдем в лес за елкой, тогда и расскажу, — Сквало ухмыльнулся.
— Ох, capo, у нас будет елка в этом году? — восторженно переспросила Маргарита, подходя к ним с подносом.
Ямамото сглотнул, когда понял, что это все — для него. И если столько для него, то сколько же ест Занзас по утрам? Там были и тосты, и омлет, и салат, и пресловутые кексы... Кстати, кексы были безумно вкусные, Ямамото достались с цукатами и изюмом.

Если Занзас что-то говорил, Вария это делала, какими бы идиотскими не были распоряжения босса. Они могли орать, ругаться, вслух критиковать идеи, но делали.
Если Занзас сказал, что нужна елка — они пойдут и найдут самую красивую елку, которая только есть в этом чертовом лесу, заявил Сквало, заматываясь в шарф. У него на плече висел зачехленный топор, и, глядя на этот самый топор, Ямамото гнал от себя мысли про подростковые ужастики. Ну, те, в которых загородный дом, компания друзей, а потом начинают происходить загадочные убийства. Топором, почему нет?
Луссурия заявил, что рубить дрова — это грубая и скучная работа, выпросил у синьоры ключи от чердака, где должна была храниться рождественская мишура, и, напевая под нос какую-то дурацкую песенку, умчался. У Бельфегора была тоска, он лежал на диване в гостиной и смотрел в окно. Рядом в кресле сидел Маммон с бухгалтерскими отчетами. Приглашать их за елкой Ямамото не рискнул.
Леви ему просто не нравился. Поэтому Леви никто не позвал.
— Сасагава сказал бы, что это экстремально крутая тренировка, — заметил Ямамото, когда они отошли от дома на приличное расстояние.
— Ваш двинутый на голову боксер-то? — хмыкнул Сквало. — Его послушать, так все вокруг экстремальное. Подарите ему, что ли, словарь синонимов на Новый Год.
Ямамото только пожал плечами.
Часов у него не было, поэтому сколько они времени потратили на поиски идеальной с точки зрения Сквало елки, Ямамото не знал. Но когда они все-таки ее нашли, он был готов молиться всем богам подряд, потому что начинал подозревать, что они уже вполне раз десять могли заблудиться. И ему было холодно, несмотря на всю одежду. И отчаянно хотелось есть, несмотря на то, как его накормили утром.
— Вот эта, — категорично заявил Сквало. С точки зрения Ямамото эта елка ничем не отличалась от сотен других, которые они уже сегодня видели.
Сквало скинул в сугроб топор, повел плечами, разминая их, и, подхватив топор обратно, примерился. Ямамото в какой-то момент даже захотелось поспорить самому с собой, что тот срубит елку с одного удара. Но зачем спорить про очевидные вещи?
Упавшее дерево взметнуло вверх снежное облако.
— Пошли обратно, а то скоро темнеть начнет, да и жрать хочется, — сварливо протянул Сквало.
Ямамото вспомнил, как однажды Луссурия распределил семейные роли в Варии. Занзас был отцом, сам Луссурия мамочкой, Сквало, Бельфегор и Маммон — детишками, а Леви — домашним животным. Ямамото отводилась роль друга старшего ребенка, который иногда заходит в гости поиграть вместе в видеоигры.
Так вот. На самом деле все было не так. Занзас и Сквало были ебнутыми на голову главами семейства, Луссурия — эксцентричной тетушкой, Леви — сторожевым псом, который верно лежит у камина у ног хозяина, Бельфегор и Маммон олицетворяли собой выражение «два дебила — это сила» (наверное, они все-таки были детьми), а Фран — какой-нибудь далекий странный родственник, на которого можно внезапно наткнуться в каком-нибудь темном углу.

К ночи в гостиной была идиллическая картина типичного «открыточного» Рождества: огромная украшенная елка, мишура и свечи, и даже носки на камине. Носки были в красно-белые полоски. Такие гостиные часто показывают в голливудских фильмах про новогодние каникулы, где все такое невозможно красивое, что собственные попытки украсить дом кажутся тщетными и бесполезными. В Луссурии пропал великий дизайнер.
Семейное Рождество в Варии представлялось Ямамото чем-то вроде фильма ужасов. Однажды он видел какой-то французский детектив, кажется, «Восемь женщин». Убийцей мог оказаться кто угодно, в том числе и он сам, и это неожиданно приятно будоражило. Ямамото засыпал с мыслью о том, что где-то есть подвох. Кажется, в том, что его семьей были Вонгола и Ямамото Тсуеси.
Утром падал легкий белый снег. Как в сувенирных шарах, тех, что трясешь и… ну, снег. В доме было тихо-тихо, густой запах сдобы в воздухе, казалось, вытеснял звуки, затекал в уши и превращался там в вату. Ямамото тихо вошел на кухню, сел за стол и пододвинул к себе кофейник. Маргарита радостно ему улыбнулась и принесла тарелку с пирожками.
Может, это был пресловутый «дух Рождества», Ямамото не знал. Может, просто какая-то магия. Но Занзас соизволил спуститься к завтраку, хмуро глянул и буркнул: «Утра, пацан».
А Сквало только хмыкнул и отвесил Ямамото подзатыльник. Тот не стал уворачиваться, только безмятежно улыбнулся.
— Ждешь вечера? — улыбка у Сквало была подозрительно довольной и умиротворенной, что ли. Так мог улыбаться сам Ямамото, но не Сквало. Ямамото кивнул. — Правильно. Тебе носок Маргарита тоже связала и повесила на камин. Когда я рассказал ей, что ты думал, будто в Италии нет снега, она явно почувствовала себя ответственной за все население Италии. Показать тебе настоящее Рождество, и все такое.
Ямамото безмятежно улыбался и грел руки о чашку с кофе. Рядом молчал Занзас, щурясь на снег за окном. У него в чашке был чай, черный, такой крепкий, что рисунок на фарфоре было невозможно разобрать. Еще Занзас насыпал туда добрую половину сахарницы. Сквало что-то еще говорил дальше про планы на вечер.
Ямамото улыбался.
Было хорошо.

@темы: Secret Santa-2013

---

Подарок для Сказочки: "Карты"

[Мафия-лэнд]

Подарок для Сказочка. по заявке:

а) Авторский фик, перевод(текст\додзинси), фанарт, клип.
б) Пейринги на выбор: s80, 10051
в) слэш, ust, firsttime,
г) Не fem!персонажи

Название: Карты
Автор: .Camomile.
Пейринг или персонажи: 10051
Рейтинг: G
Жанр: слэш, ust, firsttime
Предупреждения: ООС

- Шо-тян, давай, переставай учить. Это же так скучно. Неужели ты совсем не устал?
- Нет, Бьякуран-сан, нет. Вы забыли, что завтра зачет? Вам тоже стоит подготовиться.
- Да ну его, этот зачет, Шо-тян! Зачетов еще много будет, а такой теплый приятный вечер – редкость, ты же знаешь. Зачем тратить такой день на зубрежку?
- Бьякуран-сан, мы только первый курс, у нас еще нет авторитета. Поэтому завалив этот зачет «автоматов» нам не видать! А вечера каждый день. Мы потом погуляем.
- Буу~, Шо-тян, у тебя все мозги в этой глупой учебе! Нужна она тебе. Мы же оба прекрасно понимаем, что зачет ты напишешь даже ничего не учив. Ты же умный, Шо-тян. И с чего ты взял, что я хочу гулять? На сегодня и многие-многие последующие года, купил нам карты!
- Карты? Какие карты? Туристические?
- Нет же. Простые игральные карты. Можем сыграть в покер, а хотя нет… Лучше в дурака! А хотя…
- Бьякуран-сан, я не играю в азартные игры. К тому же, я впервые слышу подобные названия.
- Ты что, никогда не играл в карты, Шо-тян? Боже, ну что за глупая страна Япония? Не волнуйся, пожалуйста, я тебя научу!
- Я не думаю что это хорошая идея, Бьякуран-сан. Мы должны учится.
- До чего же меня раздражает твоя правильность! Карты – универсальная игра! Мы сможем играть в них на скучных лекциях! Нам больше не придется слушать всякую скукотищу, Шо-тян. Мы будем играть в разные карточные игры!
- Что за глупости, Бьякуран-сан?! В этот университет не принимают глупых, поэтому мы должны достойно носить звание студентов этого университета. Как к нам будут относиться однокурсники, которые для поступления сюда учились целыми днями?
- Да какая разница? Главное чтобы запомнилось пребывание в общежитие, ты не думаешь? Ладно, забудь. Я роздаю.
- Но.…Все, я не играю.
- Да-да-да, я уже понял. На что играем?
- Бьякуран-сан!
- Значит на желание.
- Ну и ладно, делайте что хотите! Я не буду играть!
- Слушай правила внимательно, повторять не буду. Заранее говорю, что мое желание – пополнение тобою нашего холодильника. Полностью и качественно.
- Что за бред?! Я же сказал что не буду играть!!
- Да-да-да, Шо-тян, я понял. А теперь слушай.


- Я вернулся.
Клацнул замок, открылась дверь. В комнату ввалился Шоичи, держа в руках огромные кульки. С куртки капало, а волосы прилипли к щекам и шее. На улице был проливной дождь.
- Почему ты не взял зонтик, Шо-тян?
- Какая разница? – Шоичи шипел, разрываясь между злобой и усталостью. – Я потратил на это все свои деньги. Похвалите хотя бы.
- Это было желание, Шо-тян, а ты проиграл. Я же не просил тебя это сделать, ты был обязан, глупенький. – Бьякуран вытащил из ближайшего пакета две пачки маршмелоу и приступил к трапезе. – Ты совсем никудышный в картах.
- Естественно! Вообще-то, вчера я играл впервые! В отличие от вас! – Шоичи краснел, злился, махал руками, и казалось, что еще немного, и он забулькает от перенагрева. – Почему мы играем в какие-то глупые карты вместо учебы?!
- Что за вопросы? Мы играем, потому что нам скучно.
- Скучно только вам. – Выделив последнее слово Ирие, пнув пакеты так, чтобы их содержимое оказалось на полу, удалился на свою кровать.
- Ну чего же ты злишься, Шо-тян? Хочешь опять запрятаться от меня в учебниках, совсем как первую неделю после поступления? Нам же вроде было весело. Тогда чего ты такой злой? – Джессо слез с кровати и принялся собирать продукты с пола. – Может, поможешь, Шо-тян?
Шоичи продолжал сидеть на кровати с каменным лицом. Он, из ниоткуда, достал книжку и уже видимо начал учить. Пальцы сжимающие книжку подрагивали, что как бы намекало Бьякурану, что он виноват и должен молчать.
- Ну и дуйся. Противный Шо-тян. – собрав все обратно в пакеты, Джессо копируя Шоичи, демонстративно отвернулся и, притопывая, пошел на кухню.
По возвращению, Бьякуран не обнаружил в комнате Ирие. Видимо, он все-таки обиделся.
А куртка продолжала валяться посреди комнаты, уже успев образовать приличную по размеру лужу. Подняв и отряхнув ее, Бьякуран снова увалился на кровать.
- Ну ты же в ванной, Шо-тян?
Нет.
- Я лягу спать. И не буду учить. Тебе не хочется побить меня книгой?
Нет.
- Шо-тян, ну не обижайся, ты сам виноват! Завтра уборщица будет ругаться за лужу в комнате! Что ей сказать?
Нет.
- Да ну тебя! Утром не буди, сам встану.
И отлично.
Отвернувшись от двери, специально, чтобы не видеть когда вернется Шоичи, Бьякуран заснул.

- Ну и почему ты меня не разбудил? – потирая глаза, Бьякуран опускает голову на плече Шоичи.
- Кто-то кричал, что я сам виноват, а потом что-то о том, что может сам встать утром,- отдернув плече, шепнул Ирие.
- Это была шутка, Шо-тян. В Японии и с юмором людей плохо?
- Перестаньте во всем винить мою родину. За такие шутки…
- А что же еще сделало из тебя зануду?
- Может быть сосед-надоеда? – кривляясь, спросил Шоичи.
- Слишком прямой намек, я могу, обидится.
- А это шутка, что в Италии с юмором плохо? – копируя тон и прищуривая глаза как Бьякуран, продолжает Шоичи.
- Ну, Шо-тян, мне теперь на коленях перед тобой ползать? Шо-тяяян, перестань это.
- Ну, Бьякурааан-сааан.
- Ну, Шоооооооо-тяян.
- Ну, Бьякурааан-сааан.
- Джессо, Ирие, а ну прекратили! Вы на лекции, вообще-то. Я как преподаватель требую хотя бы малейшего внимания к себе! И сейчас меня мало волнует то, что вы лучшие студенты первого курса. Поэтому замолчали и слушаем лекцию.
Бьякуран тихо засмеялся в ладонь. Шоичи старался сидеть с невозмутимым лицом, на котором было написано – «Профессор, я же паинька, это все Джессо.». От этого Бьякурану стало еще смешнее.
- Ирие, а ну замолчите! Я преподаватель, я требую внимания! – с трудом сдерживаясь от смеха, начал Бьякуран.
- Джессо, если вам не интересно, но это не значит, что другие не хотят это услышать! – продолжая таким же картавым голосом как у преподавателя, сказал Шоичи.
- Ирие, вы мой лучший ученик! Но прошу вас, пересядьте от Джессо, он портит ваш имидж, он мешает вам на занятиях! Я уверен, что он списует у вас!
- Джессо, вы очень способный молодой человек. Почему вы так не внимательны на лекциях? Прошу вас, будьте ответственным!
Потихоньку сползая под парту, студенты уже ухахатывались.
- Не, ну круто он нас позвал? Я тогда прямо подпрыгнул на месте!
- А я? Я только разогрелся, а он перебил, вот, блин!
- Думаешь, ты бы продержался бы еще, Шо-тян?
- Да запросто, Бьякуран-сан!
- Тогда в карты?
- На желание?
- Да.
- Раздавайте.

@темы: Secret Santa-2013

---

Подарок для Иясу МилАрей: без названия

[Мафия-лэнд]

Подарок для Иясу МилАрей по заявке:

"Хочу: фанарт или фик. Желательно Хибари/human!Хибёрд, но можно
Мукуро/Хром, Цуна/Кёко, Гамма/Ария, Реборн/Луче или джен про Гамму и
Юни. Рейтинг любой, но без жестокости, смертей, мпрега и омегаверса -
хочется праздничного и романтичного)"

Название: —
Автор: Moferiah
Пейринг или персонажи: Хибари/human!Хибёрд
Рейтинг: G

@темы: Secret Santa-2013

---

Подарок для Sagami: "Японские новогодние развлечения"

[Мафия-лэнд]

Подарок для  Sagami по заявке:

Хочу, предпочтительно, арт. Но, вообще, все обрадует. Что-нибудь по ДжоттоДжи, любого рейтинга. Без насилия, смертей и прочего ангста, Новый год же, епрст. Буду рада чему-нибудь без рейтинга по Гокудере, Фонгу или Ямамото. Если кто в силах перевести вторую "kind of blue"- расцелую в обе щеки.)

Название: Японские новогодние развлечения ^_^
Автор: baka Natsu
Пейринг или персонажи: Джотто, Джи
Рейтинг:G

@темы: Secret Santa-2013

---

[Мафия-лэнд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Мафия-лэнд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Мафия-лэнд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Мафия-лэнд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Мафия-лэнд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Мафия-лэнд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Подарок для Creto: "Двенадцать дней Рождества"

[Мафия-лэнд]

Подарок для Creto по заявке:

а) Фик (или перевод), арт.
б) ХС, ХДС, 6918, 691896, СД, Вария, Х, 27, 69 в любых сочетаниях.
Тройнички отдельно порадуют.
в) АУ и интересное дженовое взаимодействие приветствуется.
г) Не мпрег и по возможности не десфик. Персонажи не ведут себя как шлюхи.

Название: Двенадцать дней Рождества
Автор: Мелисса.
Пейринг или персонажи: Занзас, Вария мимо пробегала, намек Х27
Рейтинг: PG
Жанр: юмор
Примечание: для полноты картины песенку «Двенадцать дней Рождества» читать здесь.
Предупреждения: Сикрет Санта поздравляет всех с Новым Годом и желает всего самого наилучшего!

Этот кошмар начался за двенадцать дней до Рождества…
Нет-нет, постойте. Пожалуй, не следует вот так начинать рождественскую историю, как вы считаете? Позвольте, в таком случае, начать с небольшой преамбулы.
Рождество – это время волшебства. Для всех людей это пора исполнения самых заветных желаний, светлый и добрый праздник, в котором каждый человек найдет себе отраду для сердца. Для всех людей Рождество – это время, когда можно хоть на мгновение почувствовать себя ребенком, и совсем не важно, столько тебе лет на самом деле…
Для всех, но не для Занзаса. Еще в детстве он всей душой невзлюбил этот праздник и, став взрослым, еще сильнее утвердился в своем мнении. Вся эта предпраздничная суматоха раздражала и действовала на нервы, бесила рождественская мишура, глинтвейн на вкус был хуже антифриза (и кто это придумал подогревать вино и добавлять туда специи?!), а обилие мерцающих гирлянд на улице и в помещениях, по мнению Занзаса, могли и у здорового человека спровоцировать эпилептический припадок. Ему нравилась лишь одна рождественская история – про Гринча, которому однажды все-таки удалось украсть этот всеми любимый праздник. К сожалению, провернуть такое же дело не было в компетенции Занзаса.
И потому все, что ему оставалось делать в последний месяц каждого года – стараться не высовывать нос дальше собственного кабинета, чтобы ненароком не ощутить на самом себе это неминуемое и неизбежное приближение праздника.
Но однажды все изменилось. Порой даже самые толстые стены не могут уберечь человека от того, чего он опасается и от чего желает скрыться как можно дальше. Иллюзия защищенности не может преследовать вечно. Так вот, давайте вернемся к тому, с чего мы начали эту историю…
Этот кошмар начался за две недели до Рождества.
За коном было серое и промозглое декабрьское утро – а каким еще оно может быть в Италии в это время года? Обычно в такие дни Занзас уже чувствовал себя уставшим, стоило ему лишь продрать глаза ото сна. Стоит ли добавлять, что зимой настроение босса Варии резко падало вниз, подобно столбику термометра морозным утром?
Но в этот день все пошло совершенно иначе. Занзаса разбудил неясный и назойливый звук, напоминающий…шорох крыльев? Он резко открыл свои глаза и прямо перед своим носом, на соседней подушке увидел куропатку, которая была занята тем, что старательно чистила свои перышки. Не то, чтобы Занзас не любил птиц. Любил, даже очень, но только хорошо прожаренных и приправленных перцем. Пока он ото сна собирал мысли в кучу и соображал, чего это живая куропатка могла забыть у него в кровати, в спальню прискакал Луссурия, который с порога начал верещать получше любой канарейки.
- Ох, это несносная птица и сюда добралась! Простите, босс, я не понимаю, откуда в особняке взялась куропатка! Такое ощущение, будто она залетела к нам форточку! Не переживайте, босс, я знаю, что с ней делать, - с этими словами Луссурия ловко схватил на редкость апатичную птицу под мышку и унесся куда-то по направлению к кухне с такой скоростью, что Занзас едва успел сообразить, что здесь вообще произошло. Зато на обед его ждало отменное жаркое из куропатки.
Поначалу Занзас не придал этому инциденту никакого значения. Ничего не заподозрил он и на следующий день, когда таким же загадочным образом появились две горлицы, а еще через день – три курицы, прямиком из Франции, как утверждали ярлычки на их лапках. Впоследствии, этих птиц ждала та же самая участь, что и несчастную куропатку.
Занзас заподозрил неладное, когда на четвертый день в гостиной появилась огромная клетка с четырьмя попугаями ара. Отправитель, видимо, пожелал остаться неизвестным, поскольку никаких признаков того, от кого мог бы прийти сей необычный презент, не было.
Занзас задумчиво рассматривал попугаев, пытаясь понять, кто же мог прислать таких бесполезных птиц, которых-то и в духовке приготовить нельзя.
- О, зоопарк решили здесь устроить, что ли? – зевая, произнес Сквало, вваливаясь в гостиную.
А попугаи, словно по команде, встрепенулись и начали выкрикивать на разный лад:
- Занзас, с Рождеством! С Рождеством, Занзас!
Сквало громко заржал, наблюдая этот импровизированный концерт. Занзас же взглянул на него так, словно он единственный был виноват во всем этом, и все веселье Сквало резко сошло на нет. Занзас с огромным трудом подавил в себе внезапный порыв выкинуть злополучную клетку с попугаями в окно и, нахмурившись, направился к себе в кабинет.
Попугаи же перекочевали в комнату к Луссурии, где он теперь обучал их новым словам.
Но загадочные подарки на этом не закончились. На следующий день Занзас обнаружил у себя на столе бархатную коробочку, в которой оказались пять золотых колец. Он бы с радостью пожелал там увидеть кольца Вонголы, поэтому цацки были вручены Луссуриии, который едва не спятил от радости. А Занзас все мучился назойливым вопросом: кто же этот загадочный инкогнито, который пытается вывести его из состояния равновесия?
На шестой день произошла еще более невероятная вещь – поместье наполнилось птичьими криками и гусиным пухом. Шесть гусынь – очередной «подарок» от отправителя, отследить адрес которого никак не удавалось.
Занзасу все это потихоньку начинало надоедать. А когда на седьмой день в пруду на заднем дворе каком-то магическим образом оказались лебеди, Занзас почувствовал, что у него в нервном тике начинает дергаться правый глаз.
Но то, что случилось на следующий день, чуть не довело его до сердечного приступа. В холле особняка появились восемь женщин с грудными детьми на руках. Они яростно утверждали, что все эти дети – отпрыски Занзаса, которых он успел наплодить. Но сам-то он знал, на все двести процентов был уверен в том, что если он когда-либо и проводил время с этими дамами, то уж точно не забывал предохраняться. Женщины вместе с детьми были выставлены на улицу. А Занзас хоть и точно знал, что никаких детей у него быть не может, но все равно отправился успокаивать свои нервы наедине с бутылкой хорошего виски.
Следующие два дня были самыми странными – сначала в дверь постучались девять стриптизерш, которых Занзас вроде как и не заказывал. Но какой дурак откажется от такого благоволения свыше? Зато на следующий день на пороге появились десять пидороватого вида мужчин, одетых в камзолы прямо на голое тело. Занзас поморщился и от греха подальше отправил всю эту компанию к Луссурии.
В одиннадцатый день анонимный доброжелатель решил превзойти самого себя – ровно в шесть часов все поместье Варии было разбужено оркестром из трубачей, игравших под окнами особняка фрагмент какой-то знаменитой рождественской песенки. Хотя, Занзас мог спросонья и спутать, ибо в тот момент в нем проснулось лишь одно желание – желание убивать. Он собственноручно кинулся избавляться от музыкантов, облачившись в халатах и надев тапочки, с пистолетами наперевес.
Последней каплей стал оркестр барабанщиков, пришедший на следующий день на то же место в тот же час. На этот раз Занзас отдал их на растерзание Сквало, который еще с прошлого «концерта» ходил дерганый и будто контуженный. Сам же он, не надеясь больше заснуть, расположился в кресле, чтобы как следует обдумать всю эту крайне неприятную ситуацию – это если выражаться мягко и приличными словами. У Занзаса же внутри разгоралась настоящая атомная война, похуже Хиросимы и Нагасаки.
Вдруг где-то на задворках сознания мелькнула мысль. Неясное воспоминание, колкое, как снег, что так редко, выпадает в Милане в конце декабря. Память услужливо подкинула картинку из прошлого, которое Занзас с радостью бы пожелал забыть. Если бы он верил в Санту, то обязательно попросил у него стереть все неприятные воспоминания из своей прошлой жизни. Но Занзас знает – он в любом случае получил бы от этого старого толстого жулика в красном колпаке лишь горстку угольков. Сколько Занзас себя помнил, он никогда не мог похвастаться хорошими делами на благо человечества.
Занзас отчетливо, как наяву, вновь увидел низенькое потрепанное здание воскресной школы, расположенной в двух кварталах от их бедной квартирки, в которой они с матерью жили. Он ходил туда неохотно, чаще всего попросту старался сбежать с надоедливых уроков. Занзасу совсем не улыбалось два часа кряду разучивать скучные псалмы и читать Евангелие. Но один урок, на котором он все-таки присутствовал, крепко засел у него в памяти. Ни восемь лет ледяного плена, ни литры крепкого алкоголя, выпитых в тщетной попытке забыться, не помогли избавиться от этого назойливого детского воспоминания.
На одном из уроков, на котором Занзасу «посчастливилось» присутствовать, они всем классом разучивали песню «Двенадцать дней Рождества». Тот, кто не мог похвастаться хорошей памятью, вынужден был повторять песенку с самого начала снова и снова. Занзас оказался в числе этих самых «везунчиков». Он уже не мог вспомнить, сколько же раз он начинал сначала эту треклятую песенку, но точно помнил, что очень много раз. Настолько много, что к концу занятий она успела въесться в подкорку мозга и осточертеть до невозможности одновременно. Потому и неудивительно, что Занзас помнил ее до сих пор. Возможно, это было одной из причин того, почему же он так и не смог полюбить Рождество. Хотя, если говорить начистоту, не очень-то он и старался.
Создавалось ощущение, будто кто-то – всевышнее провидение, Его Величество Случай или же сам Господь Бог – всеми силами старался внушить Занзасу этот пресловутый дух Рождества, о котором талдычили кругом все, кому не лень. А может это такое изощренное наказание за все его согрешения? Или же происки врагов, прознавших его прошлое, которые теперь решили вот таким своеобразным способом довести Занзаса до ручки? Определенно, кто-то решил свести его с ума, весьма своеобразно воплощая сюжет этой дурацкой песни в жизнь. Картинка наконец-то сложилась. Дело за малым – выяснить, кто же этот забавник, и найти его. А потом прикончить. Медленно и с удовольствием.
Но ничего выяснять не пришлось – забавник сам дал о себе знать на следующий день, прислав по почте умильную открытку с Сантой Клаусом в оленьей упряжке.
«Счастливого Рождества и Нового Года! P.S. Надеюсь, ты понял, что те дамы с детьми были подставными?», - было старательно выведено на обороте. Апофеозом этого послания стал нахально подмигивающий смайлик, обведенный красными чернилами.
Занзас перечитал текст еще раз, а затем, откинувшись в кресле, медленно смял открытку, от которой через несколько секунд осталась лишь горстка пепла. Этот детский почерк он узнал сразу и ни с чьим другим не смог бы спутать даже при большом желании. Коварная тайна была наконец раскрыта.
- Савада, мелкий ты говнюк, - процедил Занзас сквозь зубы. «Любовь моя верная», - зловеще усмехнувшись, подумал он. Кажется, он знал, где и с кем проведет предстоящий Новый Год.

@темы: Secret Santa-2013

---

[Мафия-лэнд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Подарок для Umbridge: "Вечность"

[Мафия-лэнд]

Подарок для Umbridge по заявке:

Авторский фик, перевод(текст\додзинси), фанарт.
б) Пейринги на выбор: 80S, XS (Занзас и Ямамото только сверху) Ямамото/Гокудера (TYL! оба), а еще Реборн (только взрослый) с кем угодно, Мукуро/Хром, Генкеши, Гамма в любых сочетаниях.
в) гет, слэш, романтика, быт, юмор приветствуются



Название: Вечность
Автор: Revolver
Эдитинг: Benjiro Fudo
Перевод: Nastsiya.N
Бетинг: The Phantom
Рейтинг: R18
Пейринг: Реборн/Ламбо
Краткое описание: Рождество, толика ангста и много романтики.

скачать

@темы: Secret Santa-2013

---

Подарок для aleks-neko: Колонелло/Реборн

[Мафия-лэнд]

Подарок для aleks-neko по заявке:

Хочу:
Фик или фанарт. Фонг/Реборн, Колонелло/Реборн, Фонг/Маммон, R27, X27.
Рейтинг любой, жанр без явного насилия, cмерти. Убедительная просьба
без мпрега и омегаверса.


Название: --
Автор: Miss Vong
Пейринг или персонажи: Колонелло/Реборн
Рейтинг: G

ссылка на полный размер

@темы: Secret Santa-2013

---

Подарок для Пухоспинки: "Перемены"

[Мафия-лэнд]

Подарок для  Пухоспинка по заявке:

Хочу:
а) Авторский фик или перевод.
б) Гамма/Генкиши
в) Высокий рейтинг, драма/романс/PWP с ХЭ для заявленной пары, можно
милые безобидные кинки вроде афродизиаков, даб-кона, игрушек и т.д. Не
против посторонних пейрингов при условии ХЭ для заявленной пары.
г) Не хочу: фем (гендерсвитч), дарк, флафф, ангст, юмор, глобальные
АУ, десфики, кроссоверы

Название: Перемены
Автор: Umbridge
Бета: Hedonistka
Пейринг: Гамма/Генкиши
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма/романс/PWP

Над бильярдным столом горят круглые лампы, свет падает на зеленое сукно. Остальная комната — в полумраке. Гамма кладет на стол кий, крутит в руках красный шар с цифрой один — Генкиши следит за его пальцами, длинными, белыми.

— Ты пьян? — спрашивает Генкиши. Подходит бесшумно, выскальзывает из тени и, коснувшись пальцев Гаммы, забирает шар. Гамма усмехается — сейчас он так близко. В усмешке нет горечи, во взгляде — воспоминаний, как раньше. Его дыхание обжигает лицо.

— Да нет, выпил немного, чтобы лучше спалось.

Генкиши смотрит на него снизу вверх — Гамма выше ростом. Смотрит на волосы, в свете лампы отливающие золотом, на мягкие, красиво очерченные губы. Смотрит так, как будто пьет воду в жаркий день, жадно, впрок. Все тело горит. Кажется, что шар в ладони растает, если сжать пальцы сильнее.

— Не беспокойся, Генкиши, я правда в порядке, — голос Гаммы, низкий, бархатный, заставляет его вздрогнуть. Шар падает на сукно с глухим стуком, катится и ударяется о борт. В горле сухо, от затылка вниз, между лопаток к пояснице проходит горячая волна.

— Я понял, — Генкиши с трудом заставляет себя произносить слова. Кровь оглушительно стучит в висках, болезненное напряжение в паху, пустота в голове.

Гамма словно чувствует его, читает мысли , осторожно берет лицо Генкиши в ладони. Кожа на них шершавая, жесткая.

— Спасибо тебе, — говорит тихо. Генкиши поднимает на него глаза, смотрит в упор. Ладони царапают кожу, Гамма проводит ими от скул по голой шее под ткань расстегнутого воротника. — Ты… — он не заканчивает фразу, но от его слов в груди разливается тепло, сладкое, одуряющее. Генкиши приоткрывает губы, и Гамма целует его. Как и много раз до этого, но совершенно по-новому. Сегодня впервые Гамма почти трезв.

Генкиши часто вспоминает первую близость. Тогда Гамма напился, и пришлось помочь ему добраться до спальни. Немного слез, немного слов о драгоценной и абсолютно мертвой Арии. Так банально и просто. Объятия, потом нечаянный поцелуй, потом — Генкиши стоит на коленях, упираясь лбом в руку, а другой дрочит себе, пока Гамма трахает его.

Пусть хотя бы так. Генкиши рад и этому.

Но сегодня впервые — все по-другому. Сейчас Гамма не рыдает, не старается перебить боль наслаждением. Он просто целует Генкиши. Трогает языком язык, губами ласкает губы, потом прижимает бедрами к борту бильярдного стола, стискивая пальцами шею.

Генкиши не выдерживает, закрывает глаза. Гамма подсаживает его, расстегивает до конца молнию комбинезона. Генкиши откидывается назад, позволяя стащить с себя сапоги. Теперь на нем — ничего, нет даже белья. Гамма стоит, полностью одетый, и рассматривает его тело. От пристального взгляда твердеют соски, поджимаются яички, кровь пульсирует в паху, член, выставленный на обозрение, почти касается красной головкой живота. Генкиши хочется подрочить, прямо сейчас, для Гаммы, но он лишь улыбается.

Гамма все смотрит. Ожидание — мука, Генкиши закидывает руки за голову, трогает пальцами кий, оставленный у борта. Гамма смеется, потом наклоняется — прижимает Генкиши к столу всем телом, берет кий, и снова отстраняется. Генкиши стонет.

— Сейчас, у нас еще вся ночь впереди, — утешает его Гамма. В его голосе — нежность, он проводит гладкой рукояткой кия по скуле Генкиши, по его груди, к животу. Потом касается паха. Генкиши сильнее разводит колени — он весь на виду. Он готов, он ждет этого каждый день. Где угодно, когда угодно. От одного утешения к другому.

Гамма чуть надавливает кием между ягодиц, водит, ласкает. Хочется кричать, но Генкиши только прикусывает губу и сжимает пальцами соски. Он много раз представлял, что такое происходит на самом деле, когда насаживался на собственные пальцы в своей спальне. Покрывало скользило под пятками, пот застилал глаза. И после — было так больно. Но только не сейчас. Сейчас во взгляде Гаммы — желание.

Генкиши двигается ближе к краю — голой кожей по сукну, поясницей на жесткий борт стола. В паху ноет от возбуждения, боль мешается с наслаждением. Гамма откладывает кий в сторону, наклоняется. Прижимается губами к шее, проходится по ней языком до ключиц, убирает его руки и сам целует и прикусывает соски. Генкиши пытается не закричать, стискивает зубы.

Гамма смеется, мягко, ласково, трется щекой о его живот, целует бритый лобок, потом раздвигает ягодицы. Генкиши не выдерживает и выгибается, когда Гамма касается его там. Губами, языком. Возбуждение такое, что кружится голова. Генкиши снова теребит соски, сильнее подается вперед. Потом опускает руку — проводит пальцами по члену, еще и еще, пока может удерживаться. На головке выступает капля смазки — Генкиши размазывает ее по коже, стискивает член у основания. Нет сил терпеть. Но он хочет дойти до точки невозврата вместе с Гаммой. Потому что сегодня все не так, как всегда.

Раньше он был только утешением, а сегодня он — наслаждение.

— Тише, тише, — Гамма отстраняется, поглаживает влажный от слюны вход пальцами. — Смазка..?

Приподнявшись на локтях, Генкиши мотает головой. Тогда Гамма расстегивает брюки.

— Хорошо, — говорит он. А Генкиши не может не смотреть на его член. Налитой, твердый, он стоит почти вертикально. Генкиши подается вперед, сжимает, направляет в себя. Гамма подчиняется на удивление легко. Давление, мгновение боли, и сладкое чувство наполненности. Генкиши закидывает ноги ему на плечи — только бы раскрыться сильнее, впустить его полностью.

Гамма двигается, сначала осторожно, потом все быстрее. Генкиши уже ничего не понимает, он мотает головой, стонет, вскрикивает. Ему кажется — вот-вот, сейчас! Когда Гамма рвет его бедра на себя, Генкиши уже не в силах кричать. Его трясет, выгибает дугой. Он просит, умоляет не тянуть. Гамма вдруг слушается.

Сжимает его член, ласкает, быстро, жестко, в ритме движений. Еще и еще. Генкиши кажется, что воздуха больше нет. Что эта мука никогда не кончится. И вдруг внезапно напряжение распрямляется внутри горячей спиралью, взрывается. Отдает сладкой судорогой внутри, когда Гамма кончает в него.

Несколько мгновений, или минут, или целую вечность нет ничего, кроме Гаммы, его тела, его тяжести. Генкиши сжимает его волосы, отпускает, гладит, снова сжимает. Они ничего не говорят друг другу, но ясно без слов. Теперь все будет иначе. Генкиши опять улыбается.

— Улыбка тебе идет. Улыбайся мне почаще, — Гамма смотрит на него сверху, отстранившись. Убирает со лба влажную челку, проходится пальцами по векам, по скулам, по губам, затем помогает Генкиши подняться.

Они одеваются. Генкиши натягивает комбинезон и сапоги. Тело липкое от пота, между ягодиц мокро. Но это сейчас волнует меньше всего. Гамма смотрит на стол потом на него.

— Скучно спать одному? — произносит с ухмылкой. — Можно, приду к тебе сегодня ночью?

Генкиши кивает. Прежней боли нет. На душе легко и ясно. Он расчесывает пальцами густые, мягкие волосы Гаммы, поправляет лацканы мятого пиджака.

— Конечно. Приходи. И не пей больше, — слова даются сейчас так просто.

@темы: Secret Santa-2013

---

Подарок для dreaming Rin: "Маленькое волшебство будней"

[Мафия-лэнд]

Подарок для  dreaming Rin по заявке:

фик или арт по 2759, G02, 2700, 2706, 1827, Тсуна/Спейд (именно в таком порядке), Джотто/Алауди, 6996, 1896, Гамма/Юни, Кен/Хром, 8095, Бельфегор/Хару
рейтинг до R, флафф, романс, экшн, повседневность, можно гендерсвитч
без извращений, мпрега и трупов хЗ без разбиваний пейринга естессно

Название: Маленькое волшебство будней
Автор: Francis Dashwood
Пейринг: Гокудера/Тсуна
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность, романс, флафф

В Намимори медленно приходит весна. Неслышно ступает по улицам, принося с собой ручейки на асфальте и первое тепло. День становится длинней, но почему-то кажется, что время течет неспешно, словно само еще не проснулось.
Весь класс готовится к очередным контрольным, и Тсуна снова думает, что они куда хуже поединков. Как и прежде, он пытается вникнуть в то, чего не понимает, чувствуя себя глупо.
Иногда Тсуне кажется, что он совсем не готов к приходу весны. Хотя в его доме давно царит оживление, с разговорами и беготней Ламбо до поздней ночи, и часто невозможно сразу заснуть. По утрам Тсуну бесцеремонно будит Реборн и как ни хочется спрятаться под одеялом, приходится вставать.
Правда, на занятия он идет не один, просыпаясь, услышав голоса друзей, их перепалки, которые пытается безуспешно остановить. Утро кажется не таким уж и хмурым, а предстоящий день не таким уж и скучным.
По дороге в школу Гокудера сбивчиво делится новостями. От его слов Тсуна жмурится, улыбаясь. Пусть даже тот перегибает палку, споря с Ямамото. Пусть даже Тсуне немного досадно и неловко от того, что он так и не может толком вникнуть во все объяснения отличника Хаято.
Гокудера уже давно ходит без шапки и перчаток. Кажется, у него совсем не мерзнут руки. Он ругается, когда случайно роняет сигарету и тут же громко извиняется перед Тсуной. Еще года два назад Хаято бы непременно упал на колени, несмотря на все заверения, что все в порядке. Но его горячность и порывистость неизменны, чему Тсуна втайне рад.
В школе Гокудера заметит растерянный взгляд Тсуны, брошенный на стопку учебников, а после уроков обязательно наклонится над его партой с ободряющим: «Я объясню, Джудайме!»
Тсуна снова тихо вздохнет, когда Хаято сядет с ним рядом и начнет, то и дело проводя карандашом по странице, разбирать непонятные примеры.
Небо за окном светло-голубое и ясное. Чернеют ветви деревьев, на которых через полмесяца появятся первые листья.
Тсуна пытается что-то решить сам и растерянно трет глаза. В почти полной тишине он замечает многое. Как шуршит тетрадь, как дышит Гокудера, как скрипит приоткрывшееся окно. Прохладный ветер касается волос, и Хаято как раз делает паузу. Тсуна убирает руку от лица, склоняясь над тетрадью. Он чувствует запах сигарет и тепло Гокудеры, случайно прижавшись к нему. И когда замолкают беспокойно шелестящие страницы, когда Гокудера терпеливо ждет, находясь рядом, Тсуне кажется, что ему сейчас все понятно. Нет монотонного голоса учителя, нет шума с других парт. Есть понимающий и не отвлекающийся ни на что Хаято и ряды уравнений не вызывают ужас.
Вполне возможно, на следующее утро у Тсуны в голове снова смешаются все объяснеия, а днем внезапно на них свалится новый противник. Или противники. А может, явится Вария, что само по себе равно стихийному бедствию.
Но пока единственное, что ему угрожает – надвигающаяся сонливость. Он неловко улыбается и чуть морщится, пока Гокудера легко трясет за плечо. «Осталось совсем немного, Джудайме!» - шепчет он, обнимая. Тсуна согласно кивает и на пару минут кладет ручку на стол. Пока никто не вошел, можно тихо замереть, прикрыв глаза. Дыхание Хаято касается его волос, одна рука проходится по предплечью. Ремешки и напульсники задевают кожу сквозь ткань рубашки, отчего Тсуна незаметно вздрагивает.
С Гокудерой хорошо просто сидеть и молчать. Лежать рядом на крыше. Поздней весной, когда становится совсем тепло, можно заснуть у него на коленях, свернувшись под пиджаком. Когда Тсуна так дремлет, Хаято даже не курит, незаметно любуясь спящим, осторожно проводя по его спине. И всякий раз Тсуне снится что-то очень хорошее.
Сейчас он снова принимается за задания, но не отстраняется от Гокудеры. Скоро надо будет возвращаться домой, хотя Хаято может остаться на ужин. Он непременно будет ворчать на Ламбо и пытаться отобрать у того тарелку Тсуны, а Ямамото примется их разнимать. А пока они сидят в пустом классе, обращая внимание лишь друг на друга и учебники.
На той же крыше Гокудера украдкой кормит его обедом. Пока никто не видит, Тсуна, заливаясь краской, приоткрывает губы навстречу палочкам с суши. Он закрывает глаза, чтобы не видеть взгляда Хаято и не смущаться еще больше. Оба сидят, прислонившись к нагретой стене, а в конце обеда Тсуна неловко сует Гокудере сладкий батончик. Хаято выглядит забавно, когда, пачкаясь в глазури, откусывает от шоколадки, а потом быстро вытирает лицо и руки. Тсуна никогда не смеется над ним, но может смеяться вместе с ним, переплетая пальцы.
Наконец закрыв тетрадь, Тсуна тянется и едва слышно зевает. Гокудера разминает его затекшие плечи, тепло разливается по всему телу. Он мог бы заснуть прямо здесь, опустив голову на сложенные руки.
Когда они собираются уходить, Тсуна никак не может застегнуть свою куртку. Молния, как назло, застревает, и он, морщась, дергает ее в разные стороны. Руки Хаято помогают ему справиться с замком. Становится стыдно за свою неловкость и глупую ситуацию, но Гокудера касается его губ, отгоняя в сторону возникшее беспокойство.
Губы Хаято – шершавые, но нежные и Тсуна снова жмурится, приподнимаясь, чтобы обнять.
По карнизу стучат капли воды, шторы в классе легко колышутся. И темнеет уже позже – весна продолжает идти по улицам Намимори.
Тсуна слушает звуки весны и стук собственного сердца. Слушает, как бьется сердце Хаято. За пару минут он представляет себе едва уловимую мелодию, пронзительную и безумно красивую.
Иногда в такой же тишине он слышит мелодию, подобную этой рождающуюся под пальцами Гокудеры, сидящего за фортепьяно. В такие моменты Тсуна отворачивается к окну и быстро смаргивает слезы.
Сейчас он не плачет, лишь обнимая крепче.
Наконец собравшись, они выходят из школы вместе, ветер треплет волосы Гокудеры. По настоянию Тсуны тот все-таки застегнул свою куртку, хотя и убеждал, что не замерзнет.
До развилки оба крепко держатся за руки и молчат. По дороге Тсуна вновь вспоминает о контрольной и не может удержаться от вздоха. «Надеюсь, я не забуду все до завтра» - виновато улыбается он, обращаясь к Хаято. Но тот с неизменной уверенностью подбадривает его, сжимая пальцы. И ладонь Гокудеры вновь горячая, несмотря на вечерний холод, и у Тсуны вновь отлегает от сердца.
Волнение еще придет к нему перед сном, и утром, и у самых дверей школы, но сейчас его нет, оно прячется, отступает перед теплой улыбкой Хаято. И хочется постоять так еще немного, не отпуская его руки, что Тсуна и делает.
В Намимори вечер, в котором еще будет место суете и шуму, и возгласам Ламбо, но сейчас у Тсуны есть немного тишины и нежности, как и тогда, в пустом классе. Есть маленькое волшебство будней.

@темы: Secret Santa-2013

---

Подарок для Rudaxena: "Старше юности"

[Мафия-лэнд]

Подарок для  Rudaxena по заявке:

а) авторский фик
б) Луссурия/Сквало (в такой раскладке), джен про Варию (можно юмор),
Дино/Сквало (раскладка не важна), Шамал
в) романс, экшен, джен, юмор, новогодняя тематика не обязательна,
рейтинг приветствуется
г) треш, дарк, омегаверс, БДСМ, разнообразные кинки, которые могут
оказаться сквиками

Название: Старше юности
Автор: EmilleS
Пейринг: Дино Каваллоне/Супербия Сквало
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Примечание: вдохновлено заявкой с Hot Reborn: F-16. TYL!Дино |TYL!Сквало. «Перестань. Нихрена мы уже не молодые» NH!

Снег медленно кружился, опускался на сад подле палаццо.
Дино смотрел на него, не отрываясь – со стороны это всё выглядело почти детским, почти бегством от реальности – когда-то в детстве, далёком-далёком, он тоже мог замирать так на долгие часы, с головой погружаясь в созерцание.
Дино, не отрываясь, смотрел на снег, а Сквало смотрел на него. Зачем-то; причины не понимал и он сам. Впрочем, что уж, наблюдать за Каваллоне было приятно – он казался совсем золотым в мягком полумраке камина, – и очень привычно. Вария – не место для обычного уюта, жизнь вообще для этого не место, но в особняке Дино спокойствие обволакивало, мирно обнимало за плечи с фамильным упорством своего владельца. Сквало поморщился, коснулся правой рукой виска. Дино вздрогнул, и тут же обернулся к нему, виновато хмурясь.
– Прости, я очевидно задумался.
– Неужели ты заметил, Каваллоне, – сухо бросил Сквало; откинулся на спинку кресла, больно прищемил волосы, зашипел, наклонился вперёд, высвобождая пряди из-под тяжести собственного тела, и перекинул их на плечо. Взгляд Дино он ощущал кожей.
– Какого хрена ты пялишься, тупой конь? – начал он, заводясь с полуоборота, как хорошая гоночная машина. Машины Сквало недолюбливал, хотя скорость уважал. Такую, чтобы все мысли прочь, чтобы ветер в лицо до боли и резью по прищуренным глазам. С Дино вечно так получалось – он как хорошая дорога был, только сумасшедший может удержаться, чтобы не вжать педаль в пол, с рёвом срываясь с места. А поводы всегда дурацкие. Да и нужны ли они вовсе.
– Смотрю, – нелогично ответил Дино, как-то рассеянно склонил голову к плечу; чёлка полезла в глаза. Сквало машинально поправил свою и попробовал разозлиться вновь – на него и на себя. На него – за то, что был таким невыносимым, а на себя – что приехал зачем-то под Рождество, оставив своих разносить по камешкам особняк: Луссурия с восторгом занимался оформлением, Бельфегор ненормально хихикал, смех его отчего-то подозрительно напоминал пошлые американские Merry Christmas и Jingle Bells, Фран косился на семпая с тенью понимающей усмешки, адресованной безнадёжно отсталому в развитии ребёнку. Леви дулся на весь мир, но под чутким руководством Луссурии всё же устанавливал в общей гостиной пушистую ель и, когда никто не видел, сентиментально поглаживал пальцами гладкие бока разноцветных пластмассовых шариков. Стряхивать с них блёстки, впрочем, он забывал исправно, из-за чего все бумаги искрились на блёклом зимнем солнце, льющемся из окон, и переливались всеми цветами радуги. Сквало коротко усмехнулся, припомнив, как оценил это в своё время Занзас – оставив хранителя Грозы в живых, видимо, лишь из бесконечного природного человеколюбия, а также непередаваемой лени, помноженной на лёгкое утреннее похмелье.
Сквало это всё забавляло – он, конечно, привычно орал, возмущаясь «цирком уродов», но неизменно чувствовал разгорающееся внутри сухое тепло. Будто в потухающий костёр кто-то подбросил ветвей и дров – щедро, но, впрочем, недостаточно.
Эта незаполненность и неидеальность гнали его прочь так же, как делали в юности – от одного мастера меча к другому. Мастеров мечей для него не осталось больше. А вот чёртов Каваллоне был – неизменный со своей мягкостью, которую иные принимали за покорность, и теплотой во взгляде. Впрочем, последние годы пошли ему на пользу – он больше не выглядел смешным храбрящимся подростком в окружении строгих мужчин в костюмах.
И наследничком он больше не выглядел. А вот доном – вне всякого сомнения.
Сквало думал, что впору бы гордиться, но это преображение сердило, будто его лично это хоть как-то касалось. Он устало вздохнул и прикрыл глаза. Всё, что касалось его лично, осталось в полутора часах пути по заснеженным дорогам.
А здесь ничего его не было вовсе. Да и он сам здесь явно был ни к чему.
Поэтому следовало встать, стряхнуть с себя расслабляющее сонное оцепенение, прогнать тепло, забравшееся под форменную одежду, обыденно проститься, оставив Каваллоне недоумевающее смотреть ему в спину, и уехать обратно. Сквало почти воочию увидел пустынную, заметённую тонким слоем снега дорогу, белёсую в темноте, услышал хруст собственных шагов и мерный гул мотора. Почти почувствовал морозный холод, сменивший ленивый жар – от огня и чужого ненапрягающего присутствия. А потом поморщился и резко дёрнулся вверх, вставая.
Тяжёлая ладонь толкнула его обратно и прижала к креслу.
– Не понимаю тебя иногда, – спокойно сказал Дино. В глазах его не было ни удивления, ни неприятия. Лишь то самое тепло, помноженное на лёгкую грусть и не слишком весёлую насмешку. Наверное, это стоило считать стандартным набором, но Сквало не хотелось быть одним из многих. Никогда. Ни для кого.
А ответа на вопрос, почему для Каваллоне этого не хотелось в особенности, у него не было. Как и намерения его искать.
– Тоже мне новость, – недовольно произнёс он, пытаясь отстраниться от прикосновения. Дино не позволил, лишь прижал ладонь плотнее к плечу.
– Ну, вот куда ты собрался в ночь? – спросил он; в голосе его причудливо сплетались печаль и усталость. Сквало в людях разбирался не то чтобы хорошо – чутьё одичавшего зверя не сравнить с чтением чужих мыслей и судеб лишь по тому, как дёрнулся угол чужих губ, но его было достаточно, чтобы видеть главное. Чтобы главное не упускать.
Сквало считал себя тем ещё мудаком и любил это, и за это любил Варию. В ней не нужно было скрывать, не нужно было подбирать слова, чтобы не обидеть, не нужно было ничего лишнего – ни лицемерия, ни пустой сладкой лжи. С Каваллоне, в принципе, тоже. Но Сквало был бы дураком, если бы не понимал, что.
Но Сквало был дураком, потому что каждый раз понимал только после того, как вновь задевал за живое. Он даже не отрицал.
Он даже не думал сделать что-то, чтобы это изменить.
Как и Дино. С годами скрывать обиду – короткую, стреляющую уколом, – у того получалось всё лучше.
Но Сквало видел – и сам не понимал зачем, – напряжение в глазах, дрогнувшие ресницы, поджатые губы. Он вздохнул и резко потянул его на себя. Дино не подчинился.
– Перестань уже, – глухо попросил Сквало, глядя на него исподлобья. – Никуда я не ухожу, видишь.
– Это сейчас, – невнятно ответил Каваллоне, рассматривая противоположную стену. – А что будет через двадцать минут, Сквало? Впрочем, неважно, – он мотнул головой, нацепляя на лицо улыбку – приветливую, ничего не значащую и ни о чём не говорящую улыбку главы семьи, человека, которого нельзя задеть, человека с улицы – холодного и равнодушного чужака.
Сквало подумал, что если бы был псом, у него шерсть на загривке встала бы от этого зрелища. Он вскинул руку и сжал в пальцах чужие волосы – сильно, до боли. Каваллоне не изменился в лице, только жёсткости в глазах прибавилось.
– Если тебе есть, что сказать – скажи, – грубо рявкнул он, тряхнул кистью – голова Дино мотнулась в такт движению.
– Мне нечего тебе сказать, – равнодушно заметил тот. Помолчал мгновение, а потом добавил. – По крайней мере, ничего, что ты хотел бы услышать.
Сквало прищурился и разжал пальцы. Вздох, которым это проводил Дино, был странным. Не то облегчённым, не то сожалеющим.
– Тогда сделай что-нибудь, Каваллоне. В конце концов, налей нам вина, кто только что рассказывал мне про прекрасный урожай этого года. Или займи себя ещё чем-нибудь и не мешай мне думать. Или…
Дино целовался уверенно – ни тени покорности, ни грамма слабости, – но порывисто, жадно. Словно знал, что делал, словно не был уверен, что стоило. Сквало вздохнул, в который раз, и расслабился, притягивая его к себе.
– Я говорил не об этом, – заметил он хрипло, когда поцелуй разорвался. Рук, крепко удерживающих чужое тело у себя на коленях, он, впрочем, так и не отнял. Дино пошевелился, устраиваясь удобнее, и странно усмехнулся – будто бы не зная, над кем точно смеётся. Над ним, над ситуацией, над собой. Он прижался лбом ко лбу Сквало и прошептал жарко, кажется, совершенно не понимая собственного тона:
– Может, я просто решил вспомнить молодость…
– Перестань, – прервал его Сквало. – Нихрена мы уже не молодые.
Дино вдруг чуть отстранился от него и посмотрел задумчиво.
– Разве?
Сквало поморщился, собираясь сказать что-то ещё – резкое, хлёсткое, задевающее вновь и вновь, но Дино быстро прижал ладонь к его рту, словно запирая внутри собираясь запереть внутри неугодные слова, и рассеянно улыбнулся.
– Сквало, разве это правда имеет значение?
Сквало замер – всё вдруг показалось удивительно простым и ясным, словно детали встали на место и разрозненные паззлы сложились в занимательную картинку. Чёткую настолько, что хотелось зажмуриться и перестать смотреть, не смотреть больше никогда.
Прикосновение чужих губ к плотно сомкнутым векам было невесомым и лёгким. Сквало вздрогнул всем телом, но глаз не открыл, лишь крепче сжал руки. Дино положил ладонь ему на шею, коснулся большим пальцем ямочки между ключиц.
– Ты будто пульс считаешь, – отозвался Сквало негромко.
– Едва ли это ново, – хмыкнул Дино, коротко поцеловал его в висок и замер так. Будто передышку просил. Сквало и не возражал, только сдвинулся чуть ниже и провёл ладонью по спине, остановившись где-то у лопаток.
– Я же говорил, мать Тереза.
– Говорил, – согласился Каваллоне, голос у него был лукавый и довольный. – Но, может, к чёрту разговоры?
Сквало посмотрел на него недоверчиво и неожиданно ухмыльнулся – широко и весело.
– О, мадонна, да ты и правда вырос.
Каваллоне просто усмехнулся в ответ и, отклонившись назад, начал ловко расстёгивать свою рубашку.
Сквало перехватил его руки, наклонился, касаясь губами груди. Ответная дрожь Каваллоне ему понравилась. Он запустил ладони под рубашку, провёл по горячей коже вверх, а потом обратно – ногтями. Дино рвано вдохнул, прогнулся, потянулся навстречу. Сквало притянул его ближе, прижал на мгновение, а потом резко спихнул с колен.
– Не здесь, – прозвучало хрипло и почти сорвано.
– Слишком стар, чтобы спать на полу? – улыбчиво поинтересовался Дино, явно напрашиваясь на резкость. Или на долгое, утончённое мщение. Сквало никогда не считал себя человеком, подходящим для такого, но сегодня он был готов попытаться.
– Ты ведь пожалеешь об этом, Каваллоне, – заметил он почти мирно.
Тот небрежно стянул рубашку с плеч и остановился, небрежно сминая дорогую ткань в руках. Выглядя как человек, который знает, чего хочет. Человек, который знает, что его ожидает. Человек, который знает, чем может ответить взамен.
Он отшвырнул неаккуратный ком в сторону и тихо хмыкнул.
– Думаешь, я не знаю, Сквало?
Дверь в спальню они искали на ощупь.
Впрочем, ошиблись всего дважды.
Это было не страшно.

**

Утро было ленивым и сонным. Сквало подумал, что это странно – просыпаться не тогда, когда нужно, а когда хочется, не вскакивать с утра с постели, с размаху вливаясь в безостановочный круговорот дел – Варии, Вонголы, жизни большого особняка. Оказывается, после пробуждения можно было лежать и, щурясь, смотреть в окно, за стёклами которых медленно падает крупными хлопьями пушистый снег. Отводить мягкие пряди с чужого виска – осторожно, чтобы не разбудить, и безо всякого умысла, просто чтобы коснуться.
Лишний раз. И ещё. И ещё.
– Ты ведь уедешь после завтрака, так? – голос у Дино был невнятным, но Сквало расслышал. Замер, оставив ладонь у него на плече, и задумчиво покачал головой.
– Сегодня Рождество, Каваллоне, – сказал он.
Дино приподнял голову. Взгляд его был хоть и сонным, но цепким. Сквало не нравилось. Он молча переместил пальцы ему на переносицу, придержал, наклоняясь ближе.
– Рождество, Каваллоне, – повторил он снова. – Время дарить подарки.
Дино не двигался пару секунд – долгих, даже слишком долгих для столь короткого промежутка, а потом коротко улыбнулся и отвёл руку от лица чужую руку.
– И где же ленточка, которую нужно развязать, чтобы для тебя добраться? – спросил он обыденно, и Сквало был ему за это благодарен.
– Глупые у тебя вопросы, Каваллоне, – сказал он тихо.
Тот быстро поцеловал его в плечо – словно метку поставил, – и произнес в ответ:
– Просто подарок лишил меня рассудка.
Сквало подумал, что терпеть не может пошлую романтику.
Сквало подумал, что ему всё равно.
А всем остальным своё отсутствие он объяснит позднее.

@темы: Secret Santa-2013

---

[Мафия-лэнд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Подарок для Shadzie: "Да, да, омела тут правда уже давно"

[Мафия-лэнд]

Подарок для Shadzie по заявке:

Фик или фанарт. Хибари/Мукуро (или наоборот), Мукуро/Гокудера,
(можно всех троих), Алауди/Деймон Спейд. Рейтинг желательно повыше, но
не обязательно. Жанр любой, но без mpregа, дарка и смерти персонажей.
Желательно без типичных штампов

Название: Да, да, омела тут правда уже давно
Автор: Sagami
Пейринг или персонажи: Алауди/ Деймон Спейд
Рейтинг: G
Предупреждение: Автор не уверен, что смог избежать типичных штампов, потому что с ними не знаком.)

ссылка на полный размер

@темы: Secret Santa-2013