Силой Предсмертной Воли!
Подарок для Linoha по заявке:
а) фик/перевод без разницы.
б) я люблю Тсуну. только уке!Тсуну! при этом мне нравится когда он мелкий манипулятор. не совсем дарк. люблю редкие пейринги с ним. можно фем!Тсуна. с таким даже фемслеш приму с огромной радостью. читать дальше
в) буду рада аркобалено в фике. кинк - Тсуна снизу, но морально сверху. кинк на связывание. украшения и кроссдресинг. а также АУ с переносом каноных/аушных персонажей (о чтобы вели себя в рамках манги КХР все-таки) в другие миры/вселенные/измерения. или в прошлое/будущее.
например как аркобалено (все взрослые, без проклятья пустышек) воспитывают маленького Тсуну.
все боссы Вонголы воспитывают маленького Тсуну.
Нана на самом деле происходит из древней и уважаемой семьи киллеров и иллюзионистка. растит сына/дочь как смену себе и резко против того что Тсуна будущий 10 Вонгола. как они будут себя вести в развитии канона?
г) вообще никаких посторонних пейрингов! или только если упоминается. никаких ангстов из серии "он меня бросил - так убьюсь же!". без смертей главных персонажей/пейринга. пусть хоть на развалинах мира трахаются, только чтоб пейринг живой был!
никакого гета! только если феминизация!!!
нет изменам в пейринге! пусть хоть у Тсуны гарем будет, но обитатели гарема трахают только мозги друг другу! между собой не спят!
Название: Все сны кончаются
Автор: Antarcti
Пейринг или персонажи: Ямамото/Цуна, Гокудера/Цуна, частично Риборн/Цуна
Рейтинг: R
Жанр: dark, romance, психодел
Предупреждения: АУ, где Нана - известный киллер с наследственным даром иллюзий, а Вонголы как таковой не существует.
читать дальшеЖизнь – это только сон.
Цуна открыл глаза и повернулся на бок, стараясь не делать резких движений. Вдохнул через нос, как можно бесшумней: детским, защитным жестом накрылся одеялом с головой. В ноздрях защекотало от запаха шерсти. Так же беззвучно он выдохнул, и позволил одеялу сползти.
Во сне пламенеющий сердечник золотой, как закат, пули бил его прямо в грудь, остро, но невыносимо неспешно: разламывал ребра и прогрызался к сердцу сквозь диафрагму.
Ну хорошо, подумал он, так бывает.
Он полежал, по-совиному таращась в ровные кирпичики ящиков стенного шкафа. По полу, взблескивая на фольге разбросанных упаковок из-под чипсов, скакали солнечные зайцы. Успокаивающе шуршал кондиционер. Под окном орал соседский кот, требуя земель и женщин.
Уродливый стальной будильник на полке у кровати ждал, как затаившийся зверь. Цуна не глядя легко представлял себе, как лоснится его рыжий бок, как двойной хвост стрелок в нетерпении хлещет по циферблату.
Интересно, подумал Цуна, если натравить его на кота – они сожрут друг друга и станет тихо?
Будильник вытянул хвост, клацнув сочленениями, и приподнялся на кургузых лапках.
Цуна улыбнулся.
«Сидеть».
Будильник недовольно тренькнул и прижал корпус к полке. Легонько завибрировал от сдерживаемого возбуждения.
Во сне черная тень – то ли карлика, то ли гиганта в широкополой шляпе – наваливалась сверху, раздирала в клочья одежду, кожу и плоть, а потом всаживала острие своего жала промеж глаз.
Будильник нетерпеливо тренькнул, привлекая к себе внимание, и тут же умильно застучал раздвоенным хвостом.
Надо запомнить его, подумал Цуна.
Внизу скрипнула ступенька: мама Нана поднималась наверх, что-то беззаботно напевая.
– Цуночкаа! – мелодично и ласково позвала она, и тут же, вполголоса, про себя, – наверняка еще спит, бесполезный, несносный мальчик… Цуночкааа, уже утро!
Он резко зажмурился, быстро распуская иллюзию на ниточки.
Он слышал, как Нана вздохнула, на секунду помедлив на верхних ступенях лестницы, и снова натянул одеяло на голову.
– Милый! – громко и радостно позвала она, распахивая дверь.
Цуна замер: застыл физически, остановил все мысли. Крошки от чипсов впивались в бок.
– Такой чудный день сегодня, а ты спишь, – ласково проворковала Нана. – Опять манга и приставка до полночи, а потом никак не встать. Пора уже подумать о будущем, солнышко.
Одеяло сорвали с него резким рывком, и он рефлекторно вцепился в край, пытаясь сохранить свое ненадежное убежище.
– Цууууночка, – она покачала головой. – Мой никуда не годный, неудачный ребенок. Знаешь, мне тут прислали результаты твоего последнего теста…
Под ложечкой засосало.
– Мам…
– Дорогой, я беспокоюсь.
– Мам, все нормально.
– Дорогой, ты даже не пытался, понимаешь? Золотко, это меня так расстраивает…
– Мам, я просто не понял тему. Я не понимаю математику.
– Ох, дорогой, – Нана присела на край кровати. – Все равно нужно пытаться, а не сдавать пустой лист с парой каракулей. – Она тепло улыбнулась и погладила его по голове.
Цуна чувствовал, как она зла: что–то в ласковом голосе, что–то в касаниях, что-то в уголках рта.
Она злится, значит, это будет сейчас.
Снизу, с кухни, пахло тостами и омлетом.
Он набрал воздуха и напряг мышцы живота.
Темная океанская волна поднялась с пола до самого потолка, от земли до неба: ядовитой сиреневой отравой растворила в пыль и плакаты на стенах и занавески на окнах, и стеллажи у двери: тяжелая, почти непрозрачная толща воды пополам с песком застыла вертикально на секунду – и рухнула на Цуну, погребая его под собой.
Он потерялся где-то внутри – во мраке, под давлением в сотню атмосфер. Откуда-то из глубины рванулись хищные и жадные стебли водорослей, они спеленали его душащим коконом, прижимая к кровати. «Мама», – беззвучно пуская пузыри крикнул Цуна; это было бессмысленно и тратило силы, зато выглядело как естественная реакция.
Жгуты водорослей начали сжиматься все туже.
Он постарался расслабился, мысленно считая овец, выпучив глаза от боли и дергая руками-ногами, как утопающий. Это недолго, уговаривал он себя, это никогда не длится долго, еще одна, и две, и три, сейчас, не борись, не сопротивляйся, не выдавай себя, четыре, сколько еще, пять…
Все закончилось неожиданно.
Задыхаясь, он резко сел на кровати, сгребая в горсти простыню. В ушах звенело, легкие жгло.
Нана смотрела на него с привычным усталым разочарованием.
– Мам, я чуть не умер! – жалобным и плаксивым голосом сказал он.
– Ну что ты, от одной слабенькой иллюзии не умирают, – засмеялась Нана. – Ты мой маленький дурачок, надо было просто немножко постараться, и она бы развеялась. Нужно больше тренироваться.
– Мам! У меня нет способностей иллюзиониста. И мне это неинтересно, – пробурчал Цуна, потирая шею. – Не хочу я тренироваться что-то развеивать. Я спать вообще-то хочу.
– Ты мой соня, – Нана сладко улыбнулась, но глаза ее, чуть прикрытые пушистыми, аккуратно подкрашенными ресницами, чернели, как пулеметные гнезда. – Ты так проспишь всю свою жизнь, Цуночка. Мне это совсем не нравится. Ты из хорошей семьи, я ни капли не расстроилась, когда у меня родился сын вместо дочери. Я верила, что ты будешь мне достойной сменой, станешь великим иллюзионистом и киллером. Почему ты так разочаровываешь маму, милый?
– Не хочу я… – пробубнел Цуна и тут же прикусил себе язык. – Мам, в смысле, что-то мне сегодня нехорошо, не хочу я в школу.
– Дорогой, нельзя пропускать уроки, – Нана с беспокойством пощупала Цунин лоб. –Послушай, ты же знаешь, что я очень лояльно к тебе отношусь, меня волнует только твое счастье. Но тебе нужно думать о завтрашнем дне, развивать свои способности…
– Я не-мо-гу! – выкрикнул он с почти ненаигранным отчаяньем. – Мам, я бесталанный, внушаемый, у меня нет воображения и силы воли. И я не хочу быть киллером.
– А кем хочешь? – неожиданно спокойно спросила Нана, сцепляя пальцы на коленях, поверх белоснежного фартука.
– Боссом мафии, – устало буркнул Цуна, закидывая руки за голову.
Она вдруг захихикала – звонко, совсем по-девчоночьи, прижимая ладони к щекам и смахивая слезы. Он искоса смотрел на нее, любуясь тем, как ее каштановые волосы переливаются на солнце. Сейчас мама была совсем нестрашной, почти настоящей, почти близкой. Он знал, что нельзя верить этому чувству – у каждого иллюзиониста три дна, а под ними – еще три и еще.
Он сам был таким.
– Ты такой ребенок, – отсмеявшись, сказала Нана. – Какими глупостями забита твоя голова. Супергерои, мафия, Тарантино.
Цуна понял, что это был верный тон.
– Боссом Вонголы! – с детской запальчивостью продолжил он. – И у меня будут Хранители, а мне самому ничего не нужно будет делать.
Нана взъерошила его волосы; тонкие твердые пальцы, способные – он знал – метнуть нож точно в мишень со ста метров или разломить череп как перезрелую дыню, прошлись вдоль висков, приподняли подбородок. От нее пахло сдобой, ванилью и свежим имбирем.
– Солнышко, дурачок, у Вонголы уже сто двадцать лет нет босса, их Семьи давно не осталось. – Она снова засмеялась и поцеловала его в лоб. – Собирайся, опоздаешь.
– Да кого это волнует…
Цуна выхватил из-под кровати брошенные комом брюки и принялся натягивать их.
– Завтракать будешь?
– Неа, – сказал он, набрасывая школьный пиджак и подхватив сумку. – Где-нибудь там поем… Денег дай, пожалуйста.
– На столе внизу, – Нана улыбалась, и тут вдруг Цуну прошиб холодный пот.
– И я тут подумала… – она встала, машинальными движениями принимаясь заправлять постель. – У тебя не самая плохая сопротивляемость иллюзиям, значит и способности есть. Надо просто их раскрыть. Есть специалисты…
– Мам! – он чувствовал, что паника в его голосе искренняя.
– Цуночка, ты такой ленивый, и совсем ничего не хочешь, – она поправила подушку и принялась собирать с пола конфетные фантики. – Мое терпение кончилось. Послезавтра к тебе приедет Репетитор.
Во сне его пожирало чужое, жгучее пламя и волосы трещали от жара. Жуткая тень – то ли карлика, то ли гиганта – закрывала свет.
Цуну затрясло.
– Мам… – чуть слышно прошептал он. – Может…
– Удачи в школе, дорогой, – сказала Нана, поправляя прическу. – Беги, а то опоздаешь.
В школу он, опоздал – сделал круг в три квартала. Цуна оправдывал себя необходимостью спокойно обо всем подумать.
Думать было не о чем: внутри лопались смоляные пузыри опасений, обдавая липким ужасом.
Спрятаться очень хотелось, сбежать, стать невидимкой, сплести из себя такую отвратительную и ничтожную иллюзию, чтоб никто не подумал приблизиться. Обратить внимание. Цуна брел, чувствуя, что все больше и больше теряет контроль над реальностью: прохожие натыкались на него, как слепые, и шли дальше, он по привычке извинялся. Только когда очертания мостовой поплыли и задрожал воздух, он спохватился.
Бежать и прятаться было без толку: в источниках Наны, которые Цуна перерывал тайком, сведения встречались немногословные и расплывчатые, но из них становилось ясно, что если контракт заключен, то избавиться от Репетитора можно было только прикончив его – если очень повезет. Или закончив Обучение – если нет.
Цуна видел фотографии до и после – пустые взгляды, отсутствующий вид, бедная мимика. Репетитор стирал личность подчистую, оставляя от прежнего человека только имя. Фаршируя пустышку заказанными навыками.
Цуна так упорно спасался, что сам загнал себя в ловушку.
Где-то посередине между двумя крайними положениями колеса фортуны находился вариант с гибелью ученика в процессе Обучения, но он Цуну тоже не очень привлекал.
На первой же перемене старшеклассники выловили его в школьном дворе и ради забавы кинули в бассейн. Цуна дурашливо орал и мотал головой, бестолково и несильно отбивался, в то же время поглядывая по сторонам.
Старшие поржали, тыкая пальцами, и быстро ретировались: пересекаться с психами из Дисциплинарного не хотелось никому. Цуна кое-как вылез на бортик, проморгался и взъерошил мокрые волосы. Медленно принялся расстегивать пуговицы форменной рубашки: белая ткань облепляла плечи и спину, ручейки воды стекали за пояс, как проворные холодные щупальца. Толпа, собравшаяся поглядеть, быстро редела – бешеный Хибари Кея умел запугивать людей – когда Цуна успел перехватить острый, пылающий взгляд крашеного в серебристого блондина парня с кучей цепочек на шее, который стоял поодаль. Во взгляде было презрение – и кое-что еще, темное. Цуна сглотнул.
Раньше он бы не стал рисковать – страх неприятностей перевешивал жажду экспериментов, но сейчас что-то болезненно сдвинулось внутри. Если жизнь – это всего лишь сон, который, к тому же, скоро закончится, то какая разница.
Он расстегнул рубашку донизу и потянул вверх, выправляя из брюк; чуть заметно облизнул губы. Крашеный вспыхнул, сунул руки в карманы, сгорбился и мгновенно убрался прочь.
Стоило его запомнить.
С математики Цуна с легким сердцем ушел в медкабинет. Простыни дежурной койки за ширмой пахли дезодорантом и хлоркой.
Медсестричка, полненькая толстушка с синей прядью волос поперек челки, вздрогнула и уставилась на что-то, видимое только ей, встала, подхватила сумку и как сомнамбула тихо вышла вон.
Цуна вздохнул и снял иллюзию.
Он всегда был неумехой, идейным, осознанным лохом. Он знал, что только полная никчемность спасает его от бесконечных амбиций Наны. Стоит добиться успеха хоть раз – и ее ненасытная жажда будет требовать все больших достижений. Лучше не пытаться. Никогда. Ни за что.
Лучше быть самой большой неудачей матери.
А вот от Репетитора это уже не защитит.
Цуна уселся на кровати, скрестив ноги, вынул потрепанный смарт с трещиной поперек экрана вставил новую симкарту. Из кармана достал мятый листок в клеточку с длинным списком контактов, разгладил его на колене.
Только сон.
« Вонгола едина!» – набрал он первую строчку рассылки. Палец сорвался, пропечатав двойную эн.
«Отошли десяти друзьям и узнай…»
Во сне жесткая рука прижимала его за горло к постели, вторая оглаживала бока, щипала соски. По потолку метались черно-багровые тени. Страшная тяжесть навалилась сверху, не давая дышать, но он кричал, не слыша собственного голоса, отчаянно и упоенно, как зверек, пока чужие шершавые губы не закрыли ему рот. Язык скользнул по небу, в горло и дальше по пищеводу; Цуна содрогался в сухих рвотных позывах, в то же время стараясь впустить это еще дальше. Снизу, размеренными резкими толчками его раздирало на клочья ослепительного как боль удовольствия. Простыни были мокрыми насквозь.
Он дернулся, живот облило кипятком, оргазм скрутил спазмом все тело и тут Цуна будто увидел себя со стороны.
Постель была застелена алым, с краев покрывала текло, и красные ручейки паутиной расходились в стороны по полу. Он сам, распятый в центре, с раздернутыми в стороны ногами как нелепая каракатица, насаженный на член склонившегося над ним мужчины.
У мужчины была голова хамелеона.
Он нашел пачку влажных салфеток, кое-как привел себя в порядок, швырнул остро пахнущий ком в мусорную корзину. Пятно на темных брюках казалось почти незаметным. Потом зацепился взглядом за неровность на стене напротив и считал вдохи, пока не дошло до ста.
Цуна встал, колени дрожали. Оконный проем казался увитым стеблями плюща вперемешку с живыми змеиными телами. В ту сторону Цуна постарался не смотреть.
Похоже, уснул он совсем ненадолго – в здании слышались голоса, еще не все разошлись по домам.
Ямамото ждал его у ворот.
– Йо! – сказал он, несильно хлопнув по плечу, теплая ладонь скользнула вдоль позвоночника. Цуне сразу стало легче, но и тяжелее тоже. Хотелось в душ.
– Надолго ты в медпункте застрял, Цуна, я думал, стоит проводить тебя.
– Спасибо!
Вечернее солнце ложилось поперек дороги, Ямамото молчал и улыбался, думая о своем, Цуна смотрел под ноги, загребая пыль кедами.
– Ямамото… – позвал он, бросив взгляд искоса. На бейсбольную звезду Намимори дрочили девяносто девять процентов девчонок и половина парней, ни для кого секретом это не было. Для самой звезды тоже. – Почему у тебя нет девушки?
– Как-то некогда, – тот заложил руки за голову и засмеялся. – А у тебя, Цуна?
– Да ну, – он вроде бы смущенно хихикнул, повертел головой, ослабляя узел школьного галстука, запустил руку в волосы. Ямамото смотрел. – Я же неудачник, кому я нужен.
– Ты классный.
Цуна медленно поднял на него взгляд, распахнув глаза пошире. Ямамото смотрел теперь уже не отрываясь.
– Ага, – невпопад сказал Цуна. Пора было сворачивать сцену, он уже понял все, что ему требовалось, но до дрожи хотелось просто погреться вот так, молча, под защитой от мутной жути сна.
Хотя вся жизнь только сон.
– А ты… – Ямамото замялся, – про игру эту слышал? Вонгола.
– Там вроде в мафию надо вступать, – кивнул Цуна. – Типа наследник старой Семьи собирает Хранителей… беготня всякая, задания на местности, спортивные соревнования. Тебе бы понравилось, мне кажется.
– Наверное. Вот если бы ты был боссом, я бы, наверное, сыграл. Ты хорошо знаешь правила?
– Ну так. Давай, сейчас по дороге расскажу. В общем, там есть разные Хранители босса. Например Дождь…
– Дождь! Ха, мне нравится!
– Его способности…
«Новый наследник, Вонгола Дечимо, объявляется в Намимори, и ты можешь войти в его команду! Расскажи десяти друзьям…»
Послезавтра.
Завтра.
Во сне его засыпали золотые пески, поглотили оранжевые воды, сладкие, как зимний мандариновый сок. Он кричал, пока сладость не разъела голосовые связки, и пока песок не растер кости в желтую пыль.
Парня с цепочками он увидел на следующий же день. Тот угрюмо торчал на крыльце, отковыривая подошвой штукатурку от стен, и нагло, напоказ смолил. При виде Цуны он снова покраснел, потом очень злобно сплюнул под ноги и двинул к нему. Лицо у него было жуткое.
Цуна сделал самый идиотский и беспомощный вид, на какой был способен, но тут в толпе мелькнул хищный косяк алых повязок Дисциплинарного комитета и он, пользуясь всеобщей суматохой, улизнул.
Он уже знал, что парень не крашеный, а иностранец, то ли итальянец, то ли полукровка, непонятно: девчонки щебетали о нем как заведенные. Гокудера Хаято.
– Цуна! – милашка Кеко, отстав от стайки подруг остановилась напротив. Она, похоже, была из тех, кто западает на недотеп. Цуна нервно кашлянул и выронил сумку.
– Привет! – пискнул он и присел, делая вид, что завязывает шнурок. – Здорово сегодня выглядишь. Мне тут надо… А твой брат сегодня в школе?
– Он на соревнованиях до понедельника, – сказала Кеко и хлопнула ресницами. – Не хочешь в гости зайти?
– Я, ээээ… – Цуна замялся: отказать было неудобно, идти – незачем. – Мне надо на урок! Прошу прощения!
Отсутствие Сасагавы было катастрофой. Для полноценной схемы Хранителей нужно шесть человек, но столько он собрать все равно не успеет. Нужны хотя бы двое, один защитник, один нападающий. То есть еще один, но кто?
– Тебя искал новенький! – крикнула вслед Кеко. – Тот, страшный! Говорят, он уже успел взорвать физрука!
Прогуливать уроки было занятием небезопасным, но время поджимало. Третьей в расписании стояла история. Цуна с трудом прождал первые десять минут, после чего со страшным грохотом вместе со стулом вывалился в проход, рассыпая карандаши и листы бумаги. Исида-сенсей, нервный и чересчур артистичный, прерванный на полуслове, естественно, вызверился и выгнал дебила вон. Под градом смешков Цуна выбежал из класса и медленно зашагал к туалету на первом этаже.
Шаги позади послышались почти сразу же.
Его втолкнули в дверь грубо, пинком: Цуна запнулся на порожке и влетел внутрь, схватившись за писсуар, чтоб не упасть.
– С-сука! – зашипел Гокудера Хаято, хватая его за ворот безрукавки. Глаза у него были бешеные. Зеленющие. – С-сука мелкая, ненавижу таких как ты!
– Простите! – жалобно вскрикнул Цуна, но Гокудеру это, похоже, только еще сильней разозлило.
– Такое ничтожество, как ты, не может, не может быть Боссом Вонголы, понял, нет? Я из Вонголы, из Италии приехал, я, Гокудера Хаято, не позволю тебе позорить мою Семью! Я тебя сейчас… сейчас…
Вонголы больше нет, распалась сто двадцать лет как, надо же, мама, с отстраненным удивлением подумал Цуна. Его посетило странное чувство нереальности всего происходящего. Как у узника, который много лет делал подкоп, и внезапно услышал чей–то стук с другой стороны.
– Простите… – чуть слышно, по инерции повторил он. На пальцах у Гокудеры были кольца – широкие, серебряные.
– Я тебе сейчас… засуну в пасть динамитную шашку. Вот, – Гокудера вытащил что-то из заднего кармана и потряс перед глазами Цуны. – И подожгу. И ты подохнешь позорной, идиотской смертью, как и положено ничтожеству, ясно?
– Ясно, – сказал Цуна, и облизал губы. Взгляд Гокудеры мгновенно остекленел, краска бросилась в лицо. – Не убивай меня, Гокудера-кун, хорошо? Пожалуйста…
–Что? – теперь лицо у него стало растерянным, беспомощным, смущенным. Цуна сползал на пол, становясь на колени перед ним, проводя раскрытой ладонью по груди вниз, туда где тесные джинсы не могли скрыть темного, непереносимого влечения. – Ч-что…
– Не убивай меня, пожалуйста, – повторил Цуна. Его самого трясло, кафельный пол казался холодным и непрочным, как лед поверх январского ручья. – А я за это тебе отсосу. Я буду очень стараться, правда.
Жизнь просто сон.
Он взял в рот осторожно, неумело: ощущения были странными, захватывающими, но он постарался сосредоточиться на том, что чувствовал Гокудера. Поймать его внутренний ритм. Это было важнее.
При первом же прикосновении тот всхлипнул и застонал, откидывая голову назад, белые ресницы дрожали. Он вцепился в волосы Цуны, и потянул на себя резче, не давая вдохнуть. Член скользил за щекой, иногда задевая зубы, иногда закрывая дыхательное горло, Гокудера то шипел сквозь сомкнутые губы, то стонал, то ругался, вроде бы, на итальянском.
Цуна чувствовал, что задыхается и вот-вот кончит сам, контроль за реальностью плыл, журчание зимнего ручья под полом становилось все громче. Наконец Гокудера вздрогнул, замер и выгнулся всем телом, в горло плеснуло пряным теплом.
Цуна сглотнул. Он будет моим самым верным, подумал он. Правой Рукой.
– Меня зовут Цунаеши Савада, – сказал он, глядя на Хаято по-прежнему снизу вверх. – Я Десятый Вонгола.
Тот смотрел, не в силах оторваться – что-то происходило с ним сейчас, что-то внутреннее, незримое больше никому.
– Ты хотел убить меня, – Цуна поднялся, обнял ладонями лицо Гокудеры точно так, как делала Нана: нежно, беспощадно. – Ты поджег много динамита. Но вся взрывчатка упала к твоим ногам, понимаешь? – в зеленых глазах застыло понимание и ужас.
– Сейчас она взорвется, и ты погибнешь сам, – Цуна провел большим пальцем по скуле и, не удержавшись, прижался к губам Хаято. Уже почти его Хаято. Вкус был горький, табачный. – Но не волнуйся. Я – Дечимо, истинный наследник Вонголы. Я спасу тебя, хотя ты хотел меня убить. Смотри – все фитили погасли, видишь?
– Десятый… – прошептал тот, сам становясь на колени. Он плакал. – Десятый, прости меня, прости, прости, я искуплю, позволь мне следовать за тобой, позволь мне быть твоим… твоим…
– Да. Ты будешь моим. Будешь моим Ураганом.
Ночью Цуна не спал.
Сегодня.
– Гокудера-кун, Ямамото, смотрите: это наше первое задание. Вам нужно уничтожить киллера, которого пришлют убить босса. Это серьезный профессионал, он владеет всеми видами оружия, мастер маскировки и специалист по допросу с применением медикаментозных средств. Как он выглядит – никто не знает. Известно только имя – Риборн.
– Ха! Цуна, ты был прав! Мне уже нравится эта игра!
– Да заткнись ты, придурок, все очень серьезно! Десятый в опасности!
– Ваша задача – сделать это как можно быстрее, потому что иначе…
Цуна проснулся рывком, от страшного удара в лоб, и чувствуя пустоту там, где должен быть затылок. Между бровей хлестало наружу горячее, мир затянуло оранжевой пленкой.
У него на груди сидел карлик в широкополой шляпе, с черными бусинами глаз.
– Интересно, – сказал он писклявым детским голоском, – было ли у тебя предсмертное желание, бесполезный Цуна?
Явь это смерть.
а) фик/перевод без разницы.
б) я люблю Тсуну. только уке!Тсуну! при этом мне нравится когда он мелкий манипулятор. не совсем дарк. люблю редкие пейринги с ним. можно фем!Тсуна. с таким даже фемслеш приму с огромной радостью. читать дальше
в) буду рада аркобалено в фике. кинк - Тсуна снизу, но морально сверху. кинк на связывание. украшения и кроссдресинг. а также АУ с переносом каноных/аушных персонажей (о чтобы вели себя в рамках манги КХР все-таки) в другие миры/вселенные/измерения. или в прошлое/будущее.
например как аркобалено (все взрослые, без проклятья пустышек) воспитывают маленького Тсуну.
все боссы Вонголы воспитывают маленького Тсуну.
Нана на самом деле происходит из древней и уважаемой семьи киллеров и иллюзионистка. растит сына/дочь как смену себе и резко против того что Тсуна будущий 10 Вонгола. как они будут себя вести в развитии канона?
г) вообще никаких посторонних пейрингов! или только если упоминается. никаких ангстов из серии "он меня бросил - так убьюсь же!". без смертей главных персонажей/пейринга. пусть хоть на развалинах мира трахаются, только чтоб пейринг живой был!
никакого гета! только если феминизация!!!
нет изменам в пейринге! пусть хоть у Тсуны гарем будет, но обитатели гарема трахают только мозги друг другу! между собой не спят!
Название: Все сны кончаются
Автор: Antarcti
Пейринг или персонажи: Ямамото/Цуна, Гокудера/Цуна, частично Риборн/Цуна
Рейтинг: R
Жанр: dark, romance, психодел
Предупреждения: АУ, где Нана - известный киллер с наследственным даром иллюзий, а Вонголы как таковой не существует.
читать дальшеЖизнь – это только сон.
Цуна открыл глаза и повернулся на бок, стараясь не делать резких движений. Вдохнул через нос, как можно бесшумней: детским, защитным жестом накрылся одеялом с головой. В ноздрях защекотало от запаха шерсти. Так же беззвучно он выдохнул, и позволил одеялу сползти.
Во сне пламенеющий сердечник золотой, как закат, пули бил его прямо в грудь, остро, но невыносимо неспешно: разламывал ребра и прогрызался к сердцу сквозь диафрагму.
Ну хорошо, подумал он, так бывает.
Он полежал, по-совиному таращась в ровные кирпичики ящиков стенного шкафа. По полу, взблескивая на фольге разбросанных упаковок из-под чипсов, скакали солнечные зайцы. Успокаивающе шуршал кондиционер. Под окном орал соседский кот, требуя земель и женщин.
Уродливый стальной будильник на полке у кровати ждал, как затаившийся зверь. Цуна не глядя легко представлял себе, как лоснится его рыжий бок, как двойной хвост стрелок в нетерпении хлещет по циферблату.
Интересно, подумал Цуна, если натравить его на кота – они сожрут друг друга и станет тихо?
Будильник вытянул хвост, клацнув сочленениями, и приподнялся на кургузых лапках.
Цуна улыбнулся.
«Сидеть».
Будильник недовольно тренькнул и прижал корпус к полке. Легонько завибрировал от сдерживаемого возбуждения.
Во сне черная тень – то ли карлика, то ли гиганта в широкополой шляпе – наваливалась сверху, раздирала в клочья одежду, кожу и плоть, а потом всаживала острие своего жала промеж глаз.
Будильник нетерпеливо тренькнул, привлекая к себе внимание, и тут же умильно застучал раздвоенным хвостом.
Надо запомнить его, подумал Цуна.
Внизу скрипнула ступенька: мама Нана поднималась наверх, что-то беззаботно напевая.
– Цуночкаа! – мелодично и ласково позвала она, и тут же, вполголоса, про себя, – наверняка еще спит, бесполезный, несносный мальчик… Цуночкааа, уже утро!
Он резко зажмурился, быстро распуская иллюзию на ниточки.
Он слышал, как Нана вздохнула, на секунду помедлив на верхних ступенях лестницы, и снова натянул одеяло на голову.
– Милый! – громко и радостно позвала она, распахивая дверь.
Цуна замер: застыл физически, остановил все мысли. Крошки от чипсов впивались в бок.
– Такой чудный день сегодня, а ты спишь, – ласково проворковала Нана. – Опять манга и приставка до полночи, а потом никак не встать. Пора уже подумать о будущем, солнышко.
Одеяло сорвали с него резким рывком, и он рефлекторно вцепился в край, пытаясь сохранить свое ненадежное убежище.
– Цууууночка, – она покачала головой. – Мой никуда не годный, неудачный ребенок. Знаешь, мне тут прислали результаты твоего последнего теста…
Под ложечкой засосало.
– Мам…
– Дорогой, я беспокоюсь.
– Мам, все нормально.
– Дорогой, ты даже не пытался, понимаешь? Золотко, это меня так расстраивает…
– Мам, я просто не понял тему. Я не понимаю математику.
– Ох, дорогой, – Нана присела на край кровати. – Все равно нужно пытаться, а не сдавать пустой лист с парой каракулей. – Она тепло улыбнулась и погладила его по голове.
Цуна чувствовал, как она зла: что–то в ласковом голосе, что–то в касаниях, что-то в уголках рта.
Она злится, значит, это будет сейчас.
Снизу, с кухни, пахло тостами и омлетом.
Он набрал воздуха и напряг мышцы живота.
Темная океанская волна поднялась с пола до самого потолка, от земли до неба: ядовитой сиреневой отравой растворила в пыль и плакаты на стенах и занавески на окнах, и стеллажи у двери: тяжелая, почти непрозрачная толща воды пополам с песком застыла вертикально на секунду – и рухнула на Цуну, погребая его под собой.
Он потерялся где-то внутри – во мраке, под давлением в сотню атмосфер. Откуда-то из глубины рванулись хищные и жадные стебли водорослей, они спеленали его душащим коконом, прижимая к кровати. «Мама», – беззвучно пуская пузыри крикнул Цуна; это было бессмысленно и тратило силы, зато выглядело как естественная реакция.
Жгуты водорослей начали сжиматься все туже.
Он постарался расслабился, мысленно считая овец, выпучив глаза от боли и дергая руками-ногами, как утопающий. Это недолго, уговаривал он себя, это никогда не длится долго, еще одна, и две, и три, сейчас, не борись, не сопротивляйся, не выдавай себя, четыре, сколько еще, пять…
Все закончилось неожиданно.
Задыхаясь, он резко сел на кровати, сгребая в горсти простыню. В ушах звенело, легкие жгло.
Нана смотрела на него с привычным усталым разочарованием.
– Мам, я чуть не умер! – жалобным и плаксивым голосом сказал он.
– Ну что ты, от одной слабенькой иллюзии не умирают, – засмеялась Нана. – Ты мой маленький дурачок, надо было просто немножко постараться, и она бы развеялась. Нужно больше тренироваться.
– Мам! У меня нет способностей иллюзиониста. И мне это неинтересно, – пробурчал Цуна, потирая шею. – Не хочу я тренироваться что-то развеивать. Я спать вообще-то хочу.
– Ты мой соня, – Нана сладко улыбнулась, но глаза ее, чуть прикрытые пушистыми, аккуратно подкрашенными ресницами, чернели, как пулеметные гнезда. – Ты так проспишь всю свою жизнь, Цуночка. Мне это совсем не нравится. Ты из хорошей семьи, я ни капли не расстроилась, когда у меня родился сын вместо дочери. Я верила, что ты будешь мне достойной сменой, станешь великим иллюзионистом и киллером. Почему ты так разочаровываешь маму, милый?
– Не хочу я… – пробубнел Цуна и тут же прикусил себе язык. – Мам, в смысле, что-то мне сегодня нехорошо, не хочу я в школу.
– Дорогой, нельзя пропускать уроки, – Нана с беспокойством пощупала Цунин лоб. –Послушай, ты же знаешь, что я очень лояльно к тебе отношусь, меня волнует только твое счастье. Но тебе нужно думать о завтрашнем дне, развивать свои способности…
– Я не-мо-гу! – выкрикнул он с почти ненаигранным отчаяньем. – Мам, я бесталанный, внушаемый, у меня нет воображения и силы воли. И я не хочу быть киллером.
– А кем хочешь? – неожиданно спокойно спросила Нана, сцепляя пальцы на коленях, поверх белоснежного фартука.
– Боссом мафии, – устало буркнул Цуна, закидывая руки за голову.
Она вдруг захихикала – звонко, совсем по-девчоночьи, прижимая ладони к щекам и смахивая слезы. Он искоса смотрел на нее, любуясь тем, как ее каштановые волосы переливаются на солнце. Сейчас мама была совсем нестрашной, почти настоящей, почти близкой. Он знал, что нельзя верить этому чувству – у каждого иллюзиониста три дна, а под ними – еще три и еще.
Он сам был таким.
– Ты такой ребенок, – отсмеявшись, сказала Нана. – Какими глупостями забита твоя голова. Супергерои, мафия, Тарантино.
Цуна понял, что это был верный тон.
– Боссом Вонголы! – с детской запальчивостью продолжил он. – И у меня будут Хранители, а мне самому ничего не нужно будет делать.
Нана взъерошила его волосы; тонкие твердые пальцы, способные – он знал – метнуть нож точно в мишень со ста метров или разломить череп как перезрелую дыню, прошлись вдоль висков, приподняли подбородок. От нее пахло сдобой, ванилью и свежим имбирем.
– Солнышко, дурачок, у Вонголы уже сто двадцать лет нет босса, их Семьи давно не осталось. – Она снова засмеялась и поцеловала его в лоб. – Собирайся, опоздаешь.
– Да кого это волнует…
Цуна выхватил из-под кровати брошенные комом брюки и принялся натягивать их.
– Завтракать будешь?
– Неа, – сказал он, набрасывая школьный пиджак и подхватив сумку. – Где-нибудь там поем… Денег дай, пожалуйста.
– На столе внизу, – Нана улыбалась, и тут вдруг Цуну прошиб холодный пот.
– И я тут подумала… – она встала, машинальными движениями принимаясь заправлять постель. – У тебя не самая плохая сопротивляемость иллюзиям, значит и способности есть. Надо просто их раскрыть. Есть специалисты…
– Мам! – он чувствовал, что паника в его голосе искренняя.
– Цуночка, ты такой ленивый, и совсем ничего не хочешь, – она поправила подушку и принялась собирать с пола конфетные фантики. – Мое терпение кончилось. Послезавтра к тебе приедет Репетитор.
Во сне его пожирало чужое, жгучее пламя и волосы трещали от жара. Жуткая тень – то ли карлика, то ли гиганта – закрывала свет.
Цуну затрясло.
– Мам… – чуть слышно прошептал он. – Может…
– Удачи в школе, дорогой, – сказала Нана, поправляя прическу. – Беги, а то опоздаешь.
В школу он, опоздал – сделал круг в три квартала. Цуна оправдывал себя необходимостью спокойно обо всем подумать.
Думать было не о чем: внутри лопались смоляные пузыри опасений, обдавая липким ужасом.
Спрятаться очень хотелось, сбежать, стать невидимкой, сплести из себя такую отвратительную и ничтожную иллюзию, чтоб никто не подумал приблизиться. Обратить внимание. Цуна брел, чувствуя, что все больше и больше теряет контроль над реальностью: прохожие натыкались на него, как слепые, и шли дальше, он по привычке извинялся. Только когда очертания мостовой поплыли и задрожал воздух, он спохватился.
Бежать и прятаться было без толку: в источниках Наны, которые Цуна перерывал тайком, сведения встречались немногословные и расплывчатые, но из них становилось ясно, что если контракт заключен, то избавиться от Репетитора можно было только прикончив его – если очень повезет. Или закончив Обучение – если нет.
Цуна видел фотографии до и после – пустые взгляды, отсутствующий вид, бедная мимика. Репетитор стирал личность подчистую, оставляя от прежнего человека только имя. Фаршируя пустышку заказанными навыками.
Цуна так упорно спасался, что сам загнал себя в ловушку.
Где-то посередине между двумя крайними положениями колеса фортуны находился вариант с гибелью ученика в процессе Обучения, но он Цуну тоже не очень привлекал.
На первой же перемене старшеклассники выловили его в школьном дворе и ради забавы кинули в бассейн. Цуна дурашливо орал и мотал головой, бестолково и несильно отбивался, в то же время поглядывая по сторонам.
Старшие поржали, тыкая пальцами, и быстро ретировались: пересекаться с психами из Дисциплинарного не хотелось никому. Цуна кое-как вылез на бортик, проморгался и взъерошил мокрые волосы. Медленно принялся расстегивать пуговицы форменной рубашки: белая ткань облепляла плечи и спину, ручейки воды стекали за пояс, как проворные холодные щупальца. Толпа, собравшаяся поглядеть, быстро редела – бешеный Хибари Кея умел запугивать людей – когда Цуна успел перехватить острый, пылающий взгляд крашеного в серебристого блондина парня с кучей цепочек на шее, который стоял поодаль. Во взгляде было презрение – и кое-что еще, темное. Цуна сглотнул.
Раньше он бы не стал рисковать – страх неприятностей перевешивал жажду экспериментов, но сейчас что-то болезненно сдвинулось внутри. Если жизнь – это всего лишь сон, который, к тому же, скоро закончится, то какая разница.
Он расстегнул рубашку донизу и потянул вверх, выправляя из брюк; чуть заметно облизнул губы. Крашеный вспыхнул, сунул руки в карманы, сгорбился и мгновенно убрался прочь.
Стоило его запомнить.
С математики Цуна с легким сердцем ушел в медкабинет. Простыни дежурной койки за ширмой пахли дезодорантом и хлоркой.
Медсестричка, полненькая толстушка с синей прядью волос поперек челки, вздрогнула и уставилась на что-то, видимое только ей, встала, подхватила сумку и как сомнамбула тихо вышла вон.
Цуна вздохнул и снял иллюзию.
Он всегда был неумехой, идейным, осознанным лохом. Он знал, что только полная никчемность спасает его от бесконечных амбиций Наны. Стоит добиться успеха хоть раз – и ее ненасытная жажда будет требовать все больших достижений. Лучше не пытаться. Никогда. Ни за что.
Лучше быть самой большой неудачей матери.
А вот от Репетитора это уже не защитит.
Цуна уселся на кровати, скрестив ноги, вынул потрепанный смарт с трещиной поперек экрана вставил новую симкарту. Из кармана достал мятый листок в клеточку с длинным списком контактов, разгладил его на колене.
Только сон.
« Вонгола едина!» – набрал он первую строчку рассылки. Палец сорвался, пропечатав двойную эн.
«Отошли десяти друзьям и узнай…»
Во сне жесткая рука прижимала его за горло к постели, вторая оглаживала бока, щипала соски. По потолку метались черно-багровые тени. Страшная тяжесть навалилась сверху, не давая дышать, но он кричал, не слыша собственного голоса, отчаянно и упоенно, как зверек, пока чужие шершавые губы не закрыли ему рот. Язык скользнул по небу, в горло и дальше по пищеводу; Цуна содрогался в сухих рвотных позывах, в то же время стараясь впустить это еще дальше. Снизу, размеренными резкими толчками его раздирало на клочья ослепительного как боль удовольствия. Простыни были мокрыми насквозь.
Он дернулся, живот облило кипятком, оргазм скрутил спазмом все тело и тут Цуна будто увидел себя со стороны.
Постель была застелена алым, с краев покрывала текло, и красные ручейки паутиной расходились в стороны по полу. Он сам, распятый в центре, с раздернутыми в стороны ногами как нелепая каракатица, насаженный на член склонившегося над ним мужчины.
У мужчины была голова хамелеона.
Он нашел пачку влажных салфеток, кое-как привел себя в порядок, швырнул остро пахнущий ком в мусорную корзину. Пятно на темных брюках казалось почти незаметным. Потом зацепился взглядом за неровность на стене напротив и считал вдохи, пока не дошло до ста.
Цуна встал, колени дрожали. Оконный проем казался увитым стеблями плюща вперемешку с живыми змеиными телами. В ту сторону Цуна постарался не смотреть.
Похоже, уснул он совсем ненадолго – в здании слышались голоса, еще не все разошлись по домам.
Ямамото ждал его у ворот.
– Йо! – сказал он, несильно хлопнув по плечу, теплая ладонь скользнула вдоль позвоночника. Цуне сразу стало легче, но и тяжелее тоже. Хотелось в душ.
– Надолго ты в медпункте застрял, Цуна, я думал, стоит проводить тебя.
– Спасибо!
Вечернее солнце ложилось поперек дороги, Ямамото молчал и улыбался, думая о своем, Цуна смотрел под ноги, загребая пыль кедами.
– Ямамото… – позвал он, бросив взгляд искоса. На бейсбольную звезду Намимори дрочили девяносто девять процентов девчонок и половина парней, ни для кого секретом это не было. Для самой звезды тоже. – Почему у тебя нет девушки?
– Как-то некогда, – тот заложил руки за голову и засмеялся. – А у тебя, Цуна?
– Да ну, – он вроде бы смущенно хихикнул, повертел головой, ослабляя узел школьного галстука, запустил руку в волосы. Ямамото смотрел. – Я же неудачник, кому я нужен.
– Ты классный.
Цуна медленно поднял на него взгляд, распахнув глаза пошире. Ямамото смотрел теперь уже не отрываясь.
– Ага, – невпопад сказал Цуна. Пора было сворачивать сцену, он уже понял все, что ему требовалось, но до дрожи хотелось просто погреться вот так, молча, под защитой от мутной жути сна.
Хотя вся жизнь только сон.
– А ты… – Ямамото замялся, – про игру эту слышал? Вонгола.
– Там вроде в мафию надо вступать, – кивнул Цуна. – Типа наследник старой Семьи собирает Хранителей… беготня всякая, задания на местности, спортивные соревнования. Тебе бы понравилось, мне кажется.
– Наверное. Вот если бы ты был боссом, я бы, наверное, сыграл. Ты хорошо знаешь правила?
– Ну так. Давай, сейчас по дороге расскажу. В общем, там есть разные Хранители босса. Например Дождь…
– Дождь! Ха, мне нравится!
– Его способности…
«Новый наследник, Вонгола Дечимо, объявляется в Намимори, и ты можешь войти в его команду! Расскажи десяти друзьям…»
Послезавтра.
Завтра.
Во сне его засыпали золотые пески, поглотили оранжевые воды, сладкие, как зимний мандариновый сок. Он кричал, пока сладость не разъела голосовые связки, и пока песок не растер кости в желтую пыль.
Парня с цепочками он увидел на следующий же день. Тот угрюмо торчал на крыльце, отковыривая подошвой штукатурку от стен, и нагло, напоказ смолил. При виде Цуны он снова покраснел, потом очень злобно сплюнул под ноги и двинул к нему. Лицо у него было жуткое.
Цуна сделал самый идиотский и беспомощный вид, на какой был способен, но тут в толпе мелькнул хищный косяк алых повязок Дисциплинарного комитета и он, пользуясь всеобщей суматохой, улизнул.
Он уже знал, что парень не крашеный, а иностранец, то ли итальянец, то ли полукровка, непонятно: девчонки щебетали о нем как заведенные. Гокудера Хаято.
– Цуна! – милашка Кеко, отстав от стайки подруг остановилась напротив. Она, похоже, была из тех, кто западает на недотеп. Цуна нервно кашлянул и выронил сумку.
– Привет! – пискнул он и присел, делая вид, что завязывает шнурок. – Здорово сегодня выглядишь. Мне тут надо… А твой брат сегодня в школе?
– Он на соревнованиях до понедельника, – сказала Кеко и хлопнула ресницами. – Не хочешь в гости зайти?
– Я, ээээ… – Цуна замялся: отказать было неудобно, идти – незачем. – Мне надо на урок! Прошу прощения!
Отсутствие Сасагавы было катастрофой. Для полноценной схемы Хранителей нужно шесть человек, но столько он собрать все равно не успеет. Нужны хотя бы двое, один защитник, один нападающий. То есть еще один, но кто?
– Тебя искал новенький! – крикнула вслед Кеко. – Тот, страшный! Говорят, он уже успел взорвать физрука!
Прогуливать уроки было занятием небезопасным, но время поджимало. Третьей в расписании стояла история. Цуна с трудом прождал первые десять минут, после чего со страшным грохотом вместе со стулом вывалился в проход, рассыпая карандаши и листы бумаги. Исида-сенсей, нервный и чересчур артистичный, прерванный на полуслове, естественно, вызверился и выгнал дебила вон. Под градом смешков Цуна выбежал из класса и медленно зашагал к туалету на первом этаже.
Шаги позади послышались почти сразу же.
Его втолкнули в дверь грубо, пинком: Цуна запнулся на порожке и влетел внутрь, схватившись за писсуар, чтоб не упасть.
– С-сука! – зашипел Гокудера Хаято, хватая его за ворот безрукавки. Глаза у него были бешеные. Зеленющие. – С-сука мелкая, ненавижу таких как ты!
– Простите! – жалобно вскрикнул Цуна, но Гокудеру это, похоже, только еще сильней разозлило.
– Такое ничтожество, как ты, не может, не может быть Боссом Вонголы, понял, нет? Я из Вонголы, из Италии приехал, я, Гокудера Хаято, не позволю тебе позорить мою Семью! Я тебя сейчас… сейчас…
Вонголы больше нет, распалась сто двадцать лет как, надо же, мама, с отстраненным удивлением подумал Цуна. Его посетило странное чувство нереальности всего происходящего. Как у узника, который много лет делал подкоп, и внезапно услышал чей–то стук с другой стороны.
– Простите… – чуть слышно, по инерции повторил он. На пальцах у Гокудеры были кольца – широкие, серебряные.
– Я тебе сейчас… засуну в пасть динамитную шашку. Вот, – Гокудера вытащил что-то из заднего кармана и потряс перед глазами Цуны. – И подожгу. И ты подохнешь позорной, идиотской смертью, как и положено ничтожеству, ясно?
– Ясно, – сказал Цуна, и облизал губы. Взгляд Гокудеры мгновенно остекленел, краска бросилась в лицо. – Не убивай меня, Гокудера-кун, хорошо? Пожалуйста…
–Что? – теперь лицо у него стало растерянным, беспомощным, смущенным. Цуна сползал на пол, становясь на колени перед ним, проводя раскрытой ладонью по груди вниз, туда где тесные джинсы не могли скрыть темного, непереносимого влечения. – Ч-что…
– Не убивай меня, пожалуйста, – повторил Цуна. Его самого трясло, кафельный пол казался холодным и непрочным, как лед поверх январского ручья. – А я за это тебе отсосу. Я буду очень стараться, правда.
Жизнь просто сон.
Он взял в рот осторожно, неумело: ощущения были странными, захватывающими, но он постарался сосредоточиться на том, что чувствовал Гокудера. Поймать его внутренний ритм. Это было важнее.
При первом же прикосновении тот всхлипнул и застонал, откидывая голову назад, белые ресницы дрожали. Он вцепился в волосы Цуны, и потянул на себя резче, не давая вдохнуть. Член скользил за щекой, иногда задевая зубы, иногда закрывая дыхательное горло, Гокудера то шипел сквозь сомкнутые губы, то стонал, то ругался, вроде бы, на итальянском.
Цуна чувствовал, что задыхается и вот-вот кончит сам, контроль за реальностью плыл, журчание зимнего ручья под полом становилось все громче. Наконец Гокудера вздрогнул, замер и выгнулся всем телом, в горло плеснуло пряным теплом.
Цуна сглотнул. Он будет моим самым верным, подумал он. Правой Рукой.
– Меня зовут Цунаеши Савада, – сказал он, глядя на Хаято по-прежнему снизу вверх. – Я Десятый Вонгола.
Тот смотрел, не в силах оторваться – что-то происходило с ним сейчас, что-то внутреннее, незримое больше никому.
– Ты хотел убить меня, – Цуна поднялся, обнял ладонями лицо Гокудеры точно так, как делала Нана: нежно, беспощадно. – Ты поджег много динамита. Но вся взрывчатка упала к твоим ногам, понимаешь? – в зеленых глазах застыло понимание и ужас.
– Сейчас она взорвется, и ты погибнешь сам, – Цуна провел большим пальцем по скуле и, не удержавшись, прижался к губам Хаято. Уже почти его Хаято. Вкус был горький, табачный. – Но не волнуйся. Я – Дечимо, истинный наследник Вонголы. Я спасу тебя, хотя ты хотел меня убить. Смотри – все фитили погасли, видишь?
– Десятый… – прошептал тот, сам становясь на колени. Он плакал. – Десятый, прости меня, прости, прости, я искуплю, позволь мне следовать за тобой, позволь мне быть твоим… твоим…
– Да. Ты будешь моим. Будешь моим Ураганом.
Ночью Цуна не спал.
Сегодня.
– Гокудера-кун, Ямамото, смотрите: это наше первое задание. Вам нужно уничтожить киллера, которого пришлют убить босса. Это серьезный профессионал, он владеет всеми видами оружия, мастер маскировки и специалист по допросу с применением медикаментозных средств. Как он выглядит – никто не знает. Известно только имя – Риборн.
– Ха! Цуна, ты был прав! Мне уже нравится эта игра!
– Да заткнись ты, придурок, все очень серьезно! Десятый в опасности!
– Ваша задача – сделать это как можно быстрее, потому что иначе…
Цуна проснулся рывком, от страшного удара в лоб, и чувствуя пустоту там, где должен быть затылок. Между бровей хлестало наружу горячее, мир затянуло оранжевой пленкой.
У него на груди сидел карлик в широкополой шляпе, с черными бусинами глаз.
– Интересно, – сказал он писклявым детским голоском, – было ли у тебя предсмертное желание, бесполезный Цуна?
Явь это смерть.
@темы: Secret Santa
-
-
03.01.2012 в 18:00-
-
03.01.2012 в 18:02-
-
04.01.2012 в 09:26-
-
04.01.2012 в 18:24автор, вы рвете шаблоны!
проклинаю свою косноязычность, хочется сказать много много приятного, но не умею((
лучи любви вам от цунадрочера ❤
-
-
05.01.2012 в 01:58-
-
13.01.2012 в 22:12-
-
22.02.2012 в 19:49огромное спасибо))))
-
-
22.02.2012 в 23:37-
-
23.02.2012 в 00:25-
-
23.02.2012 в 07:00Главное что нашел!))))
-
-
29.03.2012 в 18:02-
-
30.03.2012 в 10:27-
-
17.04.2012 в 05:56РиКа Инверс вредная,ленивая и с тапками, да, вы правы, наверное, насчет джена. Но я, в меру своих сил, постаралась угодить заказчику.
-
-
07.01.2014 в 23:13-
-
07.01.2014 в 23:52Спасибо, автор!
Ой, внезапно посмотрела на дату)