Силой Предсмертной Воли!
Подарок для Wild_BerrY ([J]Отчаянный_Подрывник[/J]) по заявке
Хочу авторский фик, раскладка не принципиальна - Ямамото/Хибари, Сквало/Дино, Сквало/Ямамото, Дино/Мукуро, Дино/Ямамото. Читать заявку полностью Пожелания: романс, ангст, юст, hurt/comfort - на выбор. ХЭ, рейтинг желательно R-NC17. Можно dark! одного из персонажей. Не хочу: стёб, флафф, разбивать пейринг, смерть персонажей, фем.
Название: "Цена пламени"
Автор: Пухоспинка
Бета: просто Алисия
Пейринг: Ямамото/Хибари
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: мини (~3 000 слов)
Жанр: романс
Предупреждение: Ямамото-центрик
читать дальшеСинее пламя танцевало между противниками, рассыпалось алмазными брызгами по гладкому полу недостроенного супермаркета, било в лицо неуместной свежестью. Выпад-блок-выпад. Острый, тяжелый аромат крови окутывал Ямамото. Первый убитый мешком осел на белые плитки-ромбы, и к крови добавился смердящий запах внутренностей. Упала голубоватая стена дождя, по ней застучала, увязая, лающая дробь выстрелов. Ямамото взвился под потолок, считая врагов — два, четыре, семь… больше десятка. Плохо. Марево пламени льнуло к людям внизу, баюкая их, вытягивало силы, отдавалось в кольце басовитым гудением — когда же, когда? Ямамото осматривался, мучительно пытаясь отыскать выход, лазейку, которая позволит избежать ненужного кровопролития. Веер пуль вылетел из-за стены воды столь неожиданно, что Ямамото едва успел остановить его взмахом катаны. Противники прибывали. Автоматными очередями лупили уже не меньше двадцати человека. Пламя уговаривало, обещало, манило. Просилось наружу. Ямамото увернулся сразу от трех атак, выписав отчаянный зигзаг, и завис под самым потолком, касаясь макушкой стальной балки. Стена дождя истончилась, заколебалась, замерла и с тихим шипением исчезла. Люди в бронежилетах и шлемах застыли. На Ямамото смотрели десятки автоматных стволов.
Он прикрыл глаза, облизал пересохшие губы. Сложно бороться с силой внутри себя. Сложно — почти невозможно, даже зная о цене, которую придется заплатить. Пламя собралось узлом в брюшине, требовательное и жадное. Ямамото сдался. Он коснулся кольцом коробочки — и мир взорвался предсмертными криками. Свист лезвия слился с шипением воды; Ямамото кружился в бешеном танце смерти, ловя отблеск синего крыла.
Когда он остановился, вокруг лежали разрубленные тела. По лезвию катаны стекала кровь, оставляя темные извилистые дорожки; под ногами хлюпало, пол пружинил, толкаясь в пятки. Ямамото чувствовал себя легким-легким, хотелось взлететь ласточкой. Торжествующая дрожь прокатывалась от затылка до копчика, щекотала промежность и скручивала внутренности в узел.
Ямамото с нежностью посмотрел на трупы. Сейчас он любил весь мир, даже эти остывающие куски мяса — пусть они и хотели его убить. Он сжал руку в кулак — огонек пламени подмигнул на прощанье, и Ямамото затопила волна наслаждения. Она прокатилась по телу, словно наполняя его пузырьками воздуха — сейчас они искрят и лопаются под кожей. Ямамото благодарно зажмурился, впитывая в себя каждую каплю удовольствия, вытер забрызганное кровью лицо.
Наушник зашипел, и Ямамото заторопился прочь — наружу, туда, где ловит сигнал. Едва он покинул зал торгового центра, как в уши ворвался встревоженный голос Джаннини:
— Ямамото, ответь…
— Попал в засаду Мильфиоре, пришлось воспользоваться коробочкой. Скоро буду, — злое веселье в голосе пугало самого. Однажды в таком состоянии его увидела Хару. Она до сих пор боится оставаться с ним один на один.
— Мы волновались, — в высоком голосе Джаннини легко читалась тревога. — Ты не пострадал?
— Все в порядке, — голос сорвался, и Ямамото пришлось притормозить у стены, чтобы отдышаться. Возбуждение постепенно уходило, сменяясь слабостью. — Дай направление к ближайшему спуску на базу — мне нельзя в таком виде ходить по городу.
— Хорошо-хорошо, — заторопился Джаннини, и Ямамото представил, как тот ищет оптимальный маршрут. Пауза затянулась. — Тебе придется сделать круг, — вновь прорезался голос Джаннини, — и вернуться на базу через убежище Хибари.
— О, нет!
Джаннини смущенно забормотал, и Ямамото с трудом разобрал, о чем он:
— Другой вариант — ждать ночи, когда с улиц уйдет большинство людей. Сегодня же выходной.
— Понял тебя, — Ямамото улыбнулся, подставляя лицо ветерку — Хибари так Хибари. — Если не вернусь, передавай всем, что я их люблю.
Джаннини нервно засмеялся:
— Я сброшу координаты на твой передатчик. Будь внимателен — внизу плохо ловится сигнал.
— Спасибо.
У стены лежал обескровленный труп — у человека было разорвано горло, но лицо казалось спокойным и умиротворенным. Карманный навигатор тихонько тренькнул: Ямамото отвернулся от мертвеца и пошел по маршруту, который ему скинул Джаннини. Люк вниз был недалеко, в двадцати метрах. А потом еще несколько километров топать до базы.
Ямамото спустился под землю и побежал вдоль неприметных линий, время от времени сверяясь с картой. Может быть, пронесет. Может быть, он успеет добраться, до того, как…
Его накрыло на втором километре. Первая волна отката швырнула вперед, скручивая внутренности в узел. Ямамото вцепился зубами в кулак и отчаянно замычал, пережидая приступ боли. Ему почему-то всегда казалось, что если он закричит, то проиграет. Кому проиграет, почему — до этого разум, окутанный красноватой дымкой, никогда не доходил. Просто проигрыш — это ужасно. Точка. И сейчас, главное, не поддаваться вывертам изломанного сознания. Ямамото дрожал, чувствуя, как кожа на его теле вздыбливается, шуршит опавшими лохмотьями, а по мясу бегут тысячи малых лапок. Они бегут бесконечно, крошечные хоботки касаются переплетенных волокон мышц. Главное, не пытаться их стряхнуть, иначе они вцепятся в обнаженные мышцы, и будут выгрызать в них ходы. Лапки бегут нескончаемым потоком, и Ямамото впадает в транс, убаюканный этим монотонным движением. А потом его отпускает. Он с трудом поднимается, торопливо ощупывает себя — дурацкий рефлекс, но сейчас можно — убедиться, что все в порядке.
Сейчас нужно торопиться — обычно промежутки между приступами не поддаются прогнозам, но десять минут у него есть. Наверное. Ямамото закрепил за плечами биту, затянул шнурки на кроссовках потуже, внимательно изучил карту на экране передатчика, взял низкий старт — и рванул вперед, уже не экономя силы. Дыхание было ровным, ступни пружинили от бетонного пола, а по бокам мелькали слабые огни.
Если повезет, он добежит до базы раньше, чем его скрутит вторая волна отката. Отката от использования пламени.
О второй стороне этой медали они все узнали очень быстро — почти сразу после появления в будущем. Так легко и приятно было использовать новую силу, задыхаясь от могущества, кипящего в крови. Но дар обернулся проклятьем, запустившим крючки в душу и плоть. Чем больше тратишь сил — тем мощнее отдача, простой закон маятника. Именно тогда, после первого отката, Ямамото по-настоящему понял смысл фразы «за все надо платить». За эйфорию, за рубящее наотмашь удовольствие, за осознание, что ты не такой, как другие — за все. Цена пламени оказалась велика. Когда он, обессиленный, пришел в себя, рядом сидел Реборн. Он сказал: «Ты привыкнешь». И добавил: «Таково наследие Вонголы». Он прятал глаза в тени шляпы, но голос звучал печально.
Реборн оказался прав, он всегда оказывался прав. Они привыкли. Хуже всего приходилось Цуне. Его пламя было самым сильным, самым мощным, а откат — самым сокрушительным. Реборн запирал его в специальной капсуле. Ее бока потемнели, снаружи были видны вмятины. В маленьком окошке дрожала и колыхалась омерзительная масса. Внутри — Ямамото это знал — царила тьма и тишина. Через пять минут ощущения притупляются. Через десять думаешь, что оглох, через пятнадцать — что ослеп. Через полчаса начинаешь сходить с ума. Гокудера назвал эту штуку камерой сенсорной депривации. Он вообще любит всякие бесполезные слова. Ямамото не знал, как Гокудера справляется с откатами. И не собирался выяснять — после лица Цуны в окошке этой самой камеры. Не лицо — животный оскал ярости и гнева, страшная пародия на человека. Ямамото однажды спросил Реборна, как быть, если откат застанет Цуну там, где не окажется камеры. «Он должен научиться справляться без нее раньше», — ответил малыш.
Пришлось затормозить — Ямамото несколько раз выдохнул, изучая карту. Связь с Джаннини пропала, оставалось полагаться на себя и на присланный им маршрут. Если Ямамото повернет неправильно, то возникнут проблемы. Третья волна отката — самая мощная, самая разрушительная. Пока он не научился справляться с ней, ему нельзя надолго покидать базу — сдохнет в канаве. Сегодняшняя битва и расход пламени не были запланированы. Ямамото тщательно сверил направление и побежал.
Ко второй волне отката он подготовился — почти. По крайней мере, смог устоять на ногах, прежде чем опуститься на холодный пол. Била дрожь. Сознание разрывали тысячи образов — из голубой дымки выплывало лицо девушки, она смеялась и кричала куда-то в сторону «Цуеши, он меня узнал!». Ямамото глотал слезы, соленая влага жгла горло — хотелось разорвать его, чтобы утолить горечь, но Ямамото не поддавался. Свернувшись в комочек, он сосредоточился на покачивающейся точке перед внутренним взором. Сознание дрейфовало между бахромой спутанных мыслей.
Ямамото порой задумывался, когда он — они все — миновали точку невозврата. Когда попали в будущее? Или раньше, когда Реборн приехал к Цуне? А, может, еще раньше — во времена первого поколения? И выбора, о котором он время от времени любил поразмышлять, не было вовсе. Сейчас им оставалось идти только вперед.
Ямамото приподнялся. Кожа искрила, словно оголенный провод. От едва заметного колебания воздуха волосы вставали дыбом. Ямамото сделал шаг. Одежда неприятно натирала, голова кружилась от нахлынувших запахов и звуков — словно внезапно включили колонки на полную мощность. Уходящая назад труба коллектора вздыхала и шептала, тени клубились, переливаясь тысячью оттенков серого, светящийся дисплей коммуникатора больно резал глаза. До цели оставалось меньше километра. Успеет.
Канализационный туннель превратился в благоустроенный коридор, несколько раз встретились сканирующие завесы из сиреневых лучей. Если бы здесь был Хибари из будущего, он бы уже знал, что происходит, и, может быть, помог. Именно Хибари подсказал, как лучше справляться с первичными откатами. «Лежать. Не двигаться. Лежать». На каждый поворот головы следовал удар тонфой по пяткам. Боль вскрывала галлюцинации, словно консервный нож банку, заставляла собраться и сосредоточиться. Хибари ничего не показывал дважды. Только один раз пожал плечами на вопрос Ямамото, что же будет дальше. И когда тот уже перестал ждать ответа, коротко уронил, едва заметно улыбнувшись: «Справишься. Это же ты». Ямамото не был уверен. С каждым разом он менялся. Превращался в кого-то другого, в кого-то, кого он не знал. Ямамото боялся.
Шлюз в бункер вырос прямо из скалы — только Ямамото крутил головой в поисках входа, и вот он уже упирается ладонью в серую стальную плиту. Чувствительную кожу обожгло. Надвигался третий приступ. Ему нужно было внутрь.
Система опознавания настраивалась на всех без исключения — только Хибари все равно никто не беспокоил — самоубийц не находилось. Но сейчас Ямамото это не волновало — ему нужно было спрятаться, забиться в нору поглубже. Он прижал ладонь к считывающему устройству, и дверь начала медленно открываться. Слишком медленно. Ямамото всхлипнул. Туннель позади ответил гулом, шелестом двигающейся породы и хрустом песка. От трения об одежду все тело горело: воротник футболки душил, словно колючая проволока, джинсы наждачной бумагой гуляли по бедрам. Ямамото ввалился внутрь, нырнул в поток сиреневых лучей и не сдержал крик, когда его на миг обволокло чужое пламя.
Каждый вдох наполнял легкие жгучим перцем, каждый шаг отдавался в затылке барабанным боем.
Теперь нужно добраться до душа. Теплая вода успокоит боль. Это тоже подсказал Хибари. Или Ямамото сам додумался? Неважно. Он все равно не знал, где здесь ванная.
Ямамото начал снимать с себя одежду. Осторожно, стараясь не тереться о ткань. Когда он стаскивал джинсы, пришлось наклониться — огненная волна прошила натянувшуюся вдоль позвоночника кожу, и Ямамото не устоял — беспомощно ткнулся лицом в гладкий пол. Его прохлада не успокаивала, а только дразнила.
— Что ты здесь делаешь?
Слова распались на гулкие звуки и повисли в воздухе разноцветными спиралями. Ямамото безуспешно попытался собрать их воедино — может быть, это такая игра: за пять собранных слов дают большую монетку, но ничего не выходило. Звуки ускользали, словно издеваясь.
Между лопаток лег сгусток тепла. Ямамото захныкал — больно. Тепло сразу же ушло, но стало еще больнее — спину жгло фантомное касание. Хныканье превратилось в скулеж. Ямамото поджал под себя ноги, свернулся клубком и замер, пытаясь сосредоточиться на точке внутри себя. Та мельтешила под веками, уходя от внутреннего взгляда. Тепло коснулось подбородка и снова ушло. Вспышка злости захлестнула сознание — хватит с ним играть! Ямамото боднул присевшего над ним человека. Удар пришелся по твердому колену, голова гудела, и Ямамото угрожающе оскалился. Он не хотел, чтобы его трогали. Значит, его не будут трогать.
Но рука вернулась, зажала челюсть в стальном захвате — Ямамото взвыл и тут же захлебнулся: в горло стекла тоненькая струйка воды. Он проглотил, настороженно принюхиваясь. Пахло знакомо. Хибари. Сознание мерцало. Каждый раз, когда Ямамото приходил в себя, он обнаруживал перед глазами другую картину. Его несли? Больно.
Хибари оглаживал его по лицу, по шее, по плечам и тихо наговаривал что-то успокаивающее. Ямамото снова ничего не понимал, но это было неважно — голос вплетался в разодранное сознание, убаюкивал. Боль теперь не вгрызалась кинжально там и тут, заставляя корчиться на полу, а равномерно растекалась по всему телу. Становилась терпимой. А если долго лежать, не двигаясь, и ловить всей кожей прикосновения чутких пальцев — то и приятной. Можно попробовать вспомнить, кто он и где. Хотя это тоже больно.
Ямамото снова боднул поглаживающую его ладонь, на этот раз просяще. Над головой раздалось тихое хмыканье, запахло влагой. Зажурчала вода, и Ямамото слепо потянулся на звук и запах. Прикосновение фарфора к губам казалось шелковистым. Хибари перебирал волосы у Ямамото на затылке.
Хотелось еще. Когда чашка с водой отодвинулась, Ямамото протестующе взрыкнул, но Хибари сжал кулак, оттягивая Ямамото за волосы назад.
Грубая ткань скользнула вдоль бока, и Ямамото выгнулся, хрипя. Хибари отпустил его голову и зашевелился. Мелькнуло сначала белое, потом черное. Шелест одежды раздражал. Ямамото почувствовал, что злится — верхняя губа приподнялась. Но тут Хибари снова придвинулся, положил обе руки Ямамото на плечи, и злость схлынула вместе с томительной, изматывающей болью.
Он потянулся, ткнулся носом в гладкую кожу, лизнул. Вкус понравился.
— Тихо, тихо. — Хибари прижал его голову к себе, и мерно поглаживал по затылку — от макушки до третьего позвонка. — Тихо.
Ямамото сглотнул и открыл глаза. Хибари был раздет — так же как и он. Ямамото начал его трогать. Твердая грудь размеренно поднималась и опускалась, под горящей ладонью ровно билось сердце. Когда Ямамото положил руку Хибари на живот, мышцы напряглись — это было интересно. Интересно исследовать Хибари. Это отвлекало от боли и зуда под кожей. Отвлекало даже лучше теплого душа.
Ямамото заскользил ладонями по бокам, погладил спину. Хибари сидел, не двигаясь, только настороженно смотрел из-под тяжелых век. Его рука лежала у Ямамото на затылке, словно Хибари контролировал каждое его движение. Ямамото встал на колени, хрипло вскрикнул — боль от трения о пол прошлась по нервам раскаленным ножом. Хибари хмыкнул и вдруг лег на спину, утягивая, укладывая Ямамото на себя. Тот покрутился, устраиваясь сверху, ища удобное положение — но не получалось — Хибари был меньше. Ямамото от злости фыркнул. Ответный смешок заставил вскинуться: Хибари лежал, заложив руки за голову, и следил за Ямамото из-под полуприкрытых ресниц.
— Как только тебе станет лучше, — проговорил он, — вылетишь отсюда.
Ямамото счастливо кивнул, расплываясь в улыбке. Кажется, ему рады. Хибари протянул руку и почесал его по колену. От прикосновения вдоль позвоночника прошла дрожь, Ямамото чихнул и принюхался — ему понравился запах Хибари. Всегда нравится, неожиданно понял Ямамото. Он наклонился над животом и принялся вылизывать его размашистыми широкими движениями. Тонкая пленка свежего пота оседала на языке солоноватым привкусом. Член мешал, Ямамото отодвинул твердую плоть от своего лица — Хибари со свистом выдохнул. Ямамото же потрогал языком ямку пупка, прикусил кожу на животе — Хибари едва заметно напрягся, а его ладонь с силой надавила на бедро, отстраняя. Стоило потерять контакт, как раздражение вернулось — а вместе с ним и боль. Ямамото зарычал, вздрагивая, и замер, встретившись с темным горящим взглядом Хибари.
— Хороший песик, — его губы раздвинулись в усмешке, блеснула полоска мелких зубов. Хибари обхватил свой член и сделал несколько движений вверх-вниз. В памяти вдруг всплыла вскользь брошенная фраза взрослого Хибари — говорил он Реборну, но Ямамото случайно оказался рядом и запомнил. Он вообще запоминал все, что слышал о природе откатов. «Выход оказался один — заменять одни интенсивные ощущения другими. Но я сейчас не могу…» Он замолчал, когда заметил Ямамото, но Реборн, похоже, понял Хибари и так.
Интенсивные ощущения? Замена? Буквы в сознании начали складываться в слова, слова стали обретать смысл. Ямамото потерся промежностью о ногу Хибари, склонил голову набок и вопросительно посмотрел. Приглашающе. Он не хотел обидеть Хибари. Тот ответил настороженным взглядом. От ожидания сосало под ложечкой.
Хибари медленно опустил веки — длинные тени от ресниц легли на скулы. Через мгновенье две фигуры сплелись в яростный рычащий клубок. Ямамото скользил по горячему потному телу, от этих прикосновений его кожа слова вскипала, а боль словно разложилась на радужный спектр. Зеленый — укусить. Синий — выгнуться от удара. Желтый — всосать соленую кожу на горле. Они терлись друг о друга, поскуливая; в ушах шумела кровь, сознание затянула багровая дымка. Ямамото скользнул ладонями по округлой головке, стирая выступающие вязкие капли; собрал их языком с пальцев и снова тронул головку. Извиваясь, спустился ниже и зарылся носом в промежность. Хибари пах потом и мускусом, Ямамото вылизывал влажный член — старательно, не упуская ни миллиметра; тянул тонкую кожицу яичек, прихватывая ее губами и огрызаясь на сопротивление.
Неведомая сила оторвала от упивания вкусом и запахом, встряхнула так, что клацнули зубы. Хибари хрипло дышал, удерживая Ямамото за горло на расстоянии вытянутой руки;второй рукой он сжимал его член. Ямамото извивался, сучил ногами, а жесткие пальцы Хибари дрочили ему. Ямамото вцепился Хибари в руку, направляя, ускоряя движение кулака. К паху пряной зыбью подбирался оргазм. Накатил мягкой волной, и когда Хибари стиснул головку, взорвался стеной дождя, смывая боль и усталость. Ямамото обрушился на Хибари, чувствуя, как тот содрогается — и снова, и снова. Теплая жидкость смешалась на их животах, растеклась по коже, застывая и щекоча обоняние.
Ямамото вжался в Хибари, извиваясь, сплетаясь с ним в клубок, и замер.
Когда затекла рука, он шевельнулся — и тут же полетел кувырком, плюхнулся на спину и уставился на Хибари. Тот плавно поднялся, потянулся, зевнул, прикрыв рот ладонью, и начал невозмутимо собирать вещи.
— Привет, — Ямамото широко улыбался. Было легко. Ему еще никогда не было легко — даже после первого отката, самого слабого из всех.
Хибари в ответ фыркнул и швырнул ему в лицо вещи. Ямамото поймал свои джинсы и футболку, засмеялся.
— Убирайся, надоедливое животное. Ты меня утомил.
— Ладно-ладно, Хибари, ты только не сердись, — Ямамото вскочил из положения лежа, хрустнул суставами. — Я уже ухожу. Слушай… — он замялся: не хотелось думать о случившемся, не хотелось анализировать, нужно было затолкать произошедшее куда подальше, чтобы потом, в тишине своей комнаты разобраться в ситуации. Ему было неловко спрашивать у Хибари такое, но узнать все же стоило: — Слушай, а почему ты… почему ты со мной…
Хибари резко развернулся, мгновенно выхватывая тонфы, и угрожающе прищурился:
— Убирайся.
Ямамото поднял руки ладонями вперед и попятился:
— Уже ухожу, но все-таки, Хибари, ты ведь... — и увернулся от удара, — ненавидишь, когда тебя… — еще раз увернулся, — трогают!
Хибари зарычал, ускорился, и Ямамото с грохотом впечатался в стену. Хибари уперся ребром тонфы ему в горло, на лице сияла бешеная улыбка. Время словно остановилось. Ямамото смотрел на царапины на горле. Медленно скользил взглядом по искусанным губам, изучал тонкий узор лопнувших капилляров на белках глаз. Надвинулось понимание. Хибари только появился из прошлого. Он использовал слишком много пламени. Он ничего не знал. Ямамото поднял руку и медленно провел пальцем по скуле.
— О господи, у тебя был откат… Ты оказался совсем один?
Хибари вдруг ослабил давление на горло, лицо его стало непроницаемым, он словно закрылся, ушел в другое измерение. Ямамото осторожно отодвинул тонфу от себя. Помолчал. Смущенно почесал в затылке.
— Эй, слушай… — В памяти всплывали кусочки мозаики — взрослый Хибари говорит, что у него есть способ справляться с откатами, но сейчас тот недоступен; взрослый Хибари дает ему советы, как справляться с откатами; взрослый Хибари беседует с Реборном — и сложились в узор.
— Слушай, — Ямамото широко улыбнулся, — давай я приду во время следующего отката?
Тонфа врезалась в стену в миллиметре от его головы. Хибари одарил Ямамото долгим взглядом, развернулся и пошел прочь. Острые лопатки были сведены, на расчерченной тонкими шрамами спине перекатывались мускулы, на бледных ягодицах темнела отчетливая граница загара. Они, оказывается, так и не оделись.
Ямамото засмеялся. Хибари ведь не ответил «нет».
— Тогда договорились! — крикнул он в сторону коридора, по которому ушел Хибари.
И начал быстро одеваться.
В первый раз он задумался о том, что готов заплатить пламени его цену. Будущее его больше не пугало.
Хочу авторский фик, раскладка не принципиальна - Ямамото/Хибари, Сквало/Дино, Сквало/Ямамото, Дино/Мукуро, Дино/Ямамото. Читать заявку полностью Пожелания: романс, ангст, юст, hurt/comfort - на выбор. ХЭ, рейтинг желательно R-NC17. Можно dark! одного из персонажей. Не хочу: стёб, флафф, разбивать пейринг, смерть персонажей, фем.
Название: "Цена пламени"
Автор: Пухоспинка
Бета: просто Алисия
Пейринг: Ямамото/Хибари
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: мини (~3 000 слов)
Жанр: романс
Предупреждение: Ямамото-центрик
читать дальшеСинее пламя танцевало между противниками, рассыпалось алмазными брызгами по гладкому полу недостроенного супермаркета, било в лицо неуместной свежестью. Выпад-блок-выпад. Острый, тяжелый аромат крови окутывал Ямамото. Первый убитый мешком осел на белые плитки-ромбы, и к крови добавился смердящий запах внутренностей. Упала голубоватая стена дождя, по ней застучала, увязая, лающая дробь выстрелов. Ямамото взвился под потолок, считая врагов — два, четыре, семь… больше десятка. Плохо. Марево пламени льнуло к людям внизу, баюкая их, вытягивало силы, отдавалось в кольце басовитым гудением — когда же, когда? Ямамото осматривался, мучительно пытаясь отыскать выход, лазейку, которая позволит избежать ненужного кровопролития. Веер пуль вылетел из-за стены воды столь неожиданно, что Ямамото едва успел остановить его взмахом катаны. Противники прибывали. Автоматными очередями лупили уже не меньше двадцати человека. Пламя уговаривало, обещало, манило. Просилось наружу. Ямамото увернулся сразу от трех атак, выписав отчаянный зигзаг, и завис под самым потолком, касаясь макушкой стальной балки. Стена дождя истончилась, заколебалась, замерла и с тихим шипением исчезла. Люди в бронежилетах и шлемах застыли. На Ямамото смотрели десятки автоматных стволов.
Он прикрыл глаза, облизал пересохшие губы. Сложно бороться с силой внутри себя. Сложно — почти невозможно, даже зная о цене, которую придется заплатить. Пламя собралось узлом в брюшине, требовательное и жадное. Ямамото сдался. Он коснулся кольцом коробочки — и мир взорвался предсмертными криками. Свист лезвия слился с шипением воды; Ямамото кружился в бешеном танце смерти, ловя отблеск синего крыла.
Когда он остановился, вокруг лежали разрубленные тела. По лезвию катаны стекала кровь, оставляя темные извилистые дорожки; под ногами хлюпало, пол пружинил, толкаясь в пятки. Ямамото чувствовал себя легким-легким, хотелось взлететь ласточкой. Торжествующая дрожь прокатывалась от затылка до копчика, щекотала промежность и скручивала внутренности в узел.
Ямамото с нежностью посмотрел на трупы. Сейчас он любил весь мир, даже эти остывающие куски мяса — пусть они и хотели его убить. Он сжал руку в кулак — огонек пламени подмигнул на прощанье, и Ямамото затопила волна наслаждения. Она прокатилась по телу, словно наполняя его пузырьками воздуха — сейчас они искрят и лопаются под кожей. Ямамото благодарно зажмурился, впитывая в себя каждую каплю удовольствия, вытер забрызганное кровью лицо.
Наушник зашипел, и Ямамото заторопился прочь — наружу, туда, где ловит сигнал. Едва он покинул зал торгового центра, как в уши ворвался встревоженный голос Джаннини:
— Ямамото, ответь…
— Попал в засаду Мильфиоре, пришлось воспользоваться коробочкой. Скоро буду, — злое веселье в голосе пугало самого. Однажды в таком состоянии его увидела Хару. Она до сих пор боится оставаться с ним один на один.
— Мы волновались, — в высоком голосе Джаннини легко читалась тревога. — Ты не пострадал?
— Все в порядке, — голос сорвался, и Ямамото пришлось притормозить у стены, чтобы отдышаться. Возбуждение постепенно уходило, сменяясь слабостью. — Дай направление к ближайшему спуску на базу — мне нельзя в таком виде ходить по городу.
— Хорошо-хорошо, — заторопился Джаннини, и Ямамото представил, как тот ищет оптимальный маршрут. Пауза затянулась. — Тебе придется сделать круг, — вновь прорезался голос Джаннини, — и вернуться на базу через убежище Хибари.
— О, нет!
Джаннини смущенно забормотал, и Ямамото с трудом разобрал, о чем он:
— Другой вариант — ждать ночи, когда с улиц уйдет большинство людей. Сегодня же выходной.
— Понял тебя, — Ямамото улыбнулся, подставляя лицо ветерку — Хибари так Хибари. — Если не вернусь, передавай всем, что я их люблю.
Джаннини нервно засмеялся:
— Я сброшу координаты на твой передатчик. Будь внимателен — внизу плохо ловится сигнал.
— Спасибо.
У стены лежал обескровленный труп — у человека было разорвано горло, но лицо казалось спокойным и умиротворенным. Карманный навигатор тихонько тренькнул: Ямамото отвернулся от мертвеца и пошел по маршруту, который ему скинул Джаннини. Люк вниз был недалеко, в двадцати метрах. А потом еще несколько километров топать до базы.
Ямамото спустился под землю и побежал вдоль неприметных линий, время от времени сверяясь с картой. Может быть, пронесет. Может быть, он успеет добраться, до того, как…
Его накрыло на втором километре. Первая волна отката швырнула вперед, скручивая внутренности в узел. Ямамото вцепился зубами в кулак и отчаянно замычал, пережидая приступ боли. Ему почему-то всегда казалось, что если он закричит, то проиграет. Кому проиграет, почему — до этого разум, окутанный красноватой дымкой, никогда не доходил. Просто проигрыш — это ужасно. Точка. И сейчас, главное, не поддаваться вывертам изломанного сознания. Ямамото дрожал, чувствуя, как кожа на его теле вздыбливается, шуршит опавшими лохмотьями, а по мясу бегут тысячи малых лапок. Они бегут бесконечно, крошечные хоботки касаются переплетенных волокон мышц. Главное, не пытаться их стряхнуть, иначе они вцепятся в обнаженные мышцы, и будут выгрызать в них ходы. Лапки бегут нескончаемым потоком, и Ямамото впадает в транс, убаюканный этим монотонным движением. А потом его отпускает. Он с трудом поднимается, торопливо ощупывает себя — дурацкий рефлекс, но сейчас можно — убедиться, что все в порядке.
Сейчас нужно торопиться — обычно промежутки между приступами не поддаются прогнозам, но десять минут у него есть. Наверное. Ямамото закрепил за плечами биту, затянул шнурки на кроссовках потуже, внимательно изучил карту на экране передатчика, взял низкий старт — и рванул вперед, уже не экономя силы. Дыхание было ровным, ступни пружинили от бетонного пола, а по бокам мелькали слабые огни.
Если повезет, он добежит до базы раньше, чем его скрутит вторая волна отката. Отката от использования пламени.
О второй стороне этой медали они все узнали очень быстро — почти сразу после появления в будущем. Так легко и приятно было использовать новую силу, задыхаясь от могущества, кипящего в крови. Но дар обернулся проклятьем, запустившим крючки в душу и плоть. Чем больше тратишь сил — тем мощнее отдача, простой закон маятника. Именно тогда, после первого отката, Ямамото по-настоящему понял смысл фразы «за все надо платить». За эйфорию, за рубящее наотмашь удовольствие, за осознание, что ты не такой, как другие — за все. Цена пламени оказалась велика. Когда он, обессиленный, пришел в себя, рядом сидел Реборн. Он сказал: «Ты привыкнешь». И добавил: «Таково наследие Вонголы». Он прятал глаза в тени шляпы, но голос звучал печально.
Реборн оказался прав, он всегда оказывался прав. Они привыкли. Хуже всего приходилось Цуне. Его пламя было самым сильным, самым мощным, а откат — самым сокрушительным. Реборн запирал его в специальной капсуле. Ее бока потемнели, снаружи были видны вмятины. В маленьком окошке дрожала и колыхалась омерзительная масса. Внутри — Ямамото это знал — царила тьма и тишина. Через пять минут ощущения притупляются. Через десять думаешь, что оглох, через пятнадцать — что ослеп. Через полчаса начинаешь сходить с ума. Гокудера назвал эту штуку камерой сенсорной депривации. Он вообще любит всякие бесполезные слова. Ямамото не знал, как Гокудера справляется с откатами. И не собирался выяснять — после лица Цуны в окошке этой самой камеры. Не лицо — животный оскал ярости и гнева, страшная пародия на человека. Ямамото однажды спросил Реборна, как быть, если откат застанет Цуну там, где не окажется камеры. «Он должен научиться справляться без нее раньше», — ответил малыш.
Пришлось затормозить — Ямамото несколько раз выдохнул, изучая карту. Связь с Джаннини пропала, оставалось полагаться на себя и на присланный им маршрут. Если Ямамото повернет неправильно, то возникнут проблемы. Третья волна отката — самая мощная, самая разрушительная. Пока он не научился справляться с ней, ему нельзя надолго покидать базу — сдохнет в канаве. Сегодняшняя битва и расход пламени не были запланированы. Ямамото тщательно сверил направление и побежал.
Ко второй волне отката он подготовился — почти. По крайней мере, смог устоять на ногах, прежде чем опуститься на холодный пол. Била дрожь. Сознание разрывали тысячи образов — из голубой дымки выплывало лицо девушки, она смеялась и кричала куда-то в сторону «Цуеши, он меня узнал!». Ямамото глотал слезы, соленая влага жгла горло — хотелось разорвать его, чтобы утолить горечь, но Ямамото не поддавался. Свернувшись в комочек, он сосредоточился на покачивающейся точке перед внутренним взором. Сознание дрейфовало между бахромой спутанных мыслей.
Ямамото порой задумывался, когда он — они все — миновали точку невозврата. Когда попали в будущее? Или раньше, когда Реборн приехал к Цуне? А, может, еще раньше — во времена первого поколения? И выбора, о котором он время от времени любил поразмышлять, не было вовсе. Сейчас им оставалось идти только вперед.
Ямамото приподнялся. Кожа искрила, словно оголенный провод. От едва заметного колебания воздуха волосы вставали дыбом. Ямамото сделал шаг. Одежда неприятно натирала, голова кружилась от нахлынувших запахов и звуков — словно внезапно включили колонки на полную мощность. Уходящая назад труба коллектора вздыхала и шептала, тени клубились, переливаясь тысячью оттенков серого, светящийся дисплей коммуникатора больно резал глаза. До цели оставалось меньше километра. Успеет.
Канализационный туннель превратился в благоустроенный коридор, несколько раз встретились сканирующие завесы из сиреневых лучей. Если бы здесь был Хибари из будущего, он бы уже знал, что происходит, и, может быть, помог. Именно Хибари подсказал, как лучше справляться с первичными откатами. «Лежать. Не двигаться. Лежать». На каждый поворот головы следовал удар тонфой по пяткам. Боль вскрывала галлюцинации, словно консервный нож банку, заставляла собраться и сосредоточиться. Хибари ничего не показывал дважды. Только один раз пожал плечами на вопрос Ямамото, что же будет дальше. И когда тот уже перестал ждать ответа, коротко уронил, едва заметно улыбнувшись: «Справишься. Это же ты». Ямамото не был уверен. С каждым разом он менялся. Превращался в кого-то другого, в кого-то, кого он не знал. Ямамото боялся.
Шлюз в бункер вырос прямо из скалы — только Ямамото крутил головой в поисках входа, и вот он уже упирается ладонью в серую стальную плиту. Чувствительную кожу обожгло. Надвигался третий приступ. Ему нужно было внутрь.
Система опознавания настраивалась на всех без исключения — только Хибари все равно никто не беспокоил — самоубийц не находилось. Но сейчас Ямамото это не волновало — ему нужно было спрятаться, забиться в нору поглубже. Он прижал ладонь к считывающему устройству, и дверь начала медленно открываться. Слишком медленно. Ямамото всхлипнул. Туннель позади ответил гулом, шелестом двигающейся породы и хрустом песка. От трения об одежду все тело горело: воротник футболки душил, словно колючая проволока, джинсы наждачной бумагой гуляли по бедрам. Ямамото ввалился внутрь, нырнул в поток сиреневых лучей и не сдержал крик, когда его на миг обволокло чужое пламя.
Каждый вдох наполнял легкие жгучим перцем, каждый шаг отдавался в затылке барабанным боем.
Теперь нужно добраться до душа. Теплая вода успокоит боль. Это тоже подсказал Хибари. Или Ямамото сам додумался? Неважно. Он все равно не знал, где здесь ванная.
Ямамото начал снимать с себя одежду. Осторожно, стараясь не тереться о ткань. Когда он стаскивал джинсы, пришлось наклониться — огненная волна прошила натянувшуюся вдоль позвоночника кожу, и Ямамото не устоял — беспомощно ткнулся лицом в гладкий пол. Его прохлада не успокаивала, а только дразнила.
— Что ты здесь делаешь?
Слова распались на гулкие звуки и повисли в воздухе разноцветными спиралями. Ямамото безуспешно попытался собрать их воедино — может быть, это такая игра: за пять собранных слов дают большую монетку, но ничего не выходило. Звуки ускользали, словно издеваясь.
Между лопаток лег сгусток тепла. Ямамото захныкал — больно. Тепло сразу же ушло, но стало еще больнее — спину жгло фантомное касание. Хныканье превратилось в скулеж. Ямамото поджал под себя ноги, свернулся клубком и замер, пытаясь сосредоточиться на точке внутри себя. Та мельтешила под веками, уходя от внутреннего взгляда. Тепло коснулось подбородка и снова ушло. Вспышка злости захлестнула сознание — хватит с ним играть! Ямамото боднул присевшего над ним человека. Удар пришелся по твердому колену, голова гудела, и Ямамото угрожающе оскалился. Он не хотел, чтобы его трогали. Значит, его не будут трогать.
Но рука вернулась, зажала челюсть в стальном захвате — Ямамото взвыл и тут же захлебнулся: в горло стекла тоненькая струйка воды. Он проглотил, настороженно принюхиваясь. Пахло знакомо. Хибари. Сознание мерцало. Каждый раз, когда Ямамото приходил в себя, он обнаруживал перед глазами другую картину. Его несли? Больно.
Хибари оглаживал его по лицу, по шее, по плечам и тихо наговаривал что-то успокаивающее. Ямамото снова ничего не понимал, но это было неважно — голос вплетался в разодранное сознание, убаюкивал. Боль теперь не вгрызалась кинжально там и тут, заставляя корчиться на полу, а равномерно растекалась по всему телу. Становилась терпимой. А если долго лежать, не двигаясь, и ловить всей кожей прикосновения чутких пальцев — то и приятной. Можно попробовать вспомнить, кто он и где. Хотя это тоже больно.
Ямамото снова боднул поглаживающую его ладонь, на этот раз просяще. Над головой раздалось тихое хмыканье, запахло влагой. Зажурчала вода, и Ямамото слепо потянулся на звук и запах. Прикосновение фарфора к губам казалось шелковистым. Хибари перебирал волосы у Ямамото на затылке.
Хотелось еще. Когда чашка с водой отодвинулась, Ямамото протестующе взрыкнул, но Хибари сжал кулак, оттягивая Ямамото за волосы назад.
Грубая ткань скользнула вдоль бока, и Ямамото выгнулся, хрипя. Хибари отпустил его голову и зашевелился. Мелькнуло сначала белое, потом черное. Шелест одежды раздражал. Ямамото почувствовал, что злится — верхняя губа приподнялась. Но тут Хибари снова придвинулся, положил обе руки Ямамото на плечи, и злость схлынула вместе с томительной, изматывающей болью.
Он потянулся, ткнулся носом в гладкую кожу, лизнул. Вкус понравился.
— Тихо, тихо. — Хибари прижал его голову к себе, и мерно поглаживал по затылку — от макушки до третьего позвонка. — Тихо.
Ямамото сглотнул и открыл глаза. Хибари был раздет — так же как и он. Ямамото начал его трогать. Твердая грудь размеренно поднималась и опускалась, под горящей ладонью ровно билось сердце. Когда Ямамото положил руку Хибари на живот, мышцы напряглись — это было интересно. Интересно исследовать Хибари. Это отвлекало от боли и зуда под кожей. Отвлекало даже лучше теплого душа.
Ямамото заскользил ладонями по бокам, погладил спину. Хибари сидел, не двигаясь, только настороженно смотрел из-под тяжелых век. Его рука лежала у Ямамото на затылке, словно Хибари контролировал каждое его движение. Ямамото встал на колени, хрипло вскрикнул — боль от трения о пол прошлась по нервам раскаленным ножом. Хибари хмыкнул и вдруг лег на спину, утягивая, укладывая Ямамото на себя. Тот покрутился, устраиваясь сверху, ища удобное положение — но не получалось — Хибари был меньше. Ямамото от злости фыркнул. Ответный смешок заставил вскинуться: Хибари лежал, заложив руки за голову, и следил за Ямамото из-под полуприкрытых ресниц.
— Как только тебе станет лучше, — проговорил он, — вылетишь отсюда.
Ямамото счастливо кивнул, расплываясь в улыбке. Кажется, ему рады. Хибари протянул руку и почесал его по колену. От прикосновения вдоль позвоночника прошла дрожь, Ямамото чихнул и принюхался — ему понравился запах Хибари. Всегда нравится, неожиданно понял Ямамото. Он наклонился над животом и принялся вылизывать его размашистыми широкими движениями. Тонкая пленка свежего пота оседала на языке солоноватым привкусом. Член мешал, Ямамото отодвинул твердую плоть от своего лица — Хибари со свистом выдохнул. Ямамото же потрогал языком ямку пупка, прикусил кожу на животе — Хибари едва заметно напрягся, а его ладонь с силой надавила на бедро, отстраняя. Стоило потерять контакт, как раздражение вернулось — а вместе с ним и боль. Ямамото зарычал, вздрагивая, и замер, встретившись с темным горящим взглядом Хибари.
— Хороший песик, — его губы раздвинулись в усмешке, блеснула полоска мелких зубов. Хибари обхватил свой член и сделал несколько движений вверх-вниз. В памяти вдруг всплыла вскользь брошенная фраза взрослого Хибари — говорил он Реборну, но Ямамото случайно оказался рядом и запомнил. Он вообще запоминал все, что слышал о природе откатов. «Выход оказался один — заменять одни интенсивные ощущения другими. Но я сейчас не могу…» Он замолчал, когда заметил Ямамото, но Реборн, похоже, понял Хибари и так.
Интенсивные ощущения? Замена? Буквы в сознании начали складываться в слова, слова стали обретать смысл. Ямамото потерся промежностью о ногу Хибари, склонил голову набок и вопросительно посмотрел. Приглашающе. Он не хотел обидеть Хибари. Тот ответил настороженным взглядом. От ожидания сосало под ложечкой.
Хибари медленно опустил веки — длинные тени от ресниц легли на скулы. Через мгновенье две фигуры сплелись в яростный рычащий клубок. Ямамото скользил по горячему потному телу, от этих прикосновений его кожа слова вскипала, а боль словно разложилась на радужный спектр. Зеленый — укусить. Синий — выгнуться от удара. Желтый — всосать соленую кожу на горле. Они терлись друг о друга, поскуливая; в ушах шумела кровь, сознание затянула багровая дымка. Ямамото скользнул ладонями по округлой головке, стирая выступающие вязкие капли; собрал их языком с пальцев и снова тронул головку. Извиваясь, спустился ниже и зарылся носом в промежность. Хибари пах потом и мускусом, Ямамото вылизывал влажный член — старательно, не упуская ни миллиметра; тянул тонкую кожицу яичек, прихватывая ее губами и огрызаясь на сопротивление.
Неведомая сила оторвала от упивания вкусом и запахом, встряхнула так, что клацнули зубы. Хибари хрипло дышал, удерживая Ямамото за горло на расстоянии вытянутой руки;второй рукой он сжимал его член. Ямамото извивался, сучил ногами, а жесткие пальцы Хибари дрочили ему. Ямамото вцепился Хибари в руку, направляя, ускоряя движение кулака. К паху пряной зыбью подбирался оргазм. Накатил мягкой волной, и когда Хибари стиснул головку, взорвался стеной дождя, смывая боль и усталость. Ямамото обрушился на Хибари, чувствуя, как тот содрогается — и снова, и снова. Теплая жидкость смешалась на их животах, растеклась по коже, застывая и щекоча обоняние.
Ямамото вжался в Хибари, извиваясь, сплетаясь с ним в клубок, и замер.
Когда затекла рука, он шевельнулся — и тут же полетел кувырком, плюхнулся на спину и уставился на Хибари. Тот плавно поднялся, потянулся, зевнул, прикрыв рот ладонью, и начал невозмутимо собирать вещи.
— Привет, — Ямамото широко улыбался. Было легко. Ему еще никогда не было легко — даже после первого отката, самого слабого из всех.
Хибари в ответ фыркнул и швырнул ему в лицо вещи. Ямамото поймал свои джинсы и футболку, засмеялся.
— Убирайся, надоедливое животное. Ты меня утомил.
— Ладно-ладно, Хибари, ты только не сердись, — Ямамото вскочил из положения лежа, хрустнул суставами. — Я уже ухожу. Слушай… — он замялся: не хотелось думать о случившемся, не хотелось анализировать, нужно было затолкать произошедшее куда подальше, чтобы потом, в тишине своей комнаты разобраться в ситуации. Ему было неловко спрашивать у Хибари такое, но узнать все же стоило: — Слушай, а почему ты… почему ты со мной…
Хибари резко развернулся, мгновенно выхватывая тонфы, и угрожающе прищурился:
— Убирайся.
Ямамото поднял руки ладонями вперед и попятился:
— Уже ухожу, но все-таки, Хибари, ты ведь... — и увернулся от удара, — ненавидишь, когда тебя… — еще раз увернулся, — трогают!
Хибари зарычал, ускорился, и Ямамото с грохотом впечатался в стену. Хибари уперся ребром тонфы ему в горло, на лице сияла бешеная улыбка. Время словно остановилось. Ямамото смотрел на царапины на горле. Медленно скользил взглядом по искусанным губам, изучал тонкий узор лопнувших капилляров на белках глаз. Надвинулось понимание. Хибари только появился из прошлого. Он использовал слишком много пламени. Он ничего не знал. Ямамото поднял руку и медленно провел пальцем по скуле.
— О господи, у тебя был откат… Ты оказался совсем один?
Хибари вдруг ослабил давление на горло, лицо его стало непроницаемым, он словно закрылся, ушел в другое измерение. Ямамото осторожно отодвинул тонфу от себя. Помолчал. Смущенно почесал в затылке.
— Эй, слушай… — В памяти всплывали кусочки мозаики — взрослый Хибари говорит, что у него есть способ справляться с откатами, но сейчас тот недоступен; взрослый Хибари дает ему советы, как справляться с откатами; взрослый Хибари беседует с Реборном — и сложились в узор.
— Слушай, — Ямамото широко улыбнулся, — давай я приду во время следующего отката?
Тонфа врезалась в стену в миллиметре от его головы. Хибари одарил Ямамото долгим взглядом, развернулся и пошел прочь. Острые лопатки были сведены, на расчерченной тонкими шрамами спине перекатывались мускулы, на бледных ягодицах темнела отчетливая граница загара. Они, оказывается, так и не оделись.
Ямамото засмеялся. Хибари ведь не ответил «нет».
— Тогда договорились! — крикнул он в сторону коридора, по которому ушел Хибари.
И начал быстро одеваться.
В первый раз он задумался о том, что готов заплатить пламени его цену. Будущее его больше не пугало.
@темы: Secret Santa
спасибо
Замечательная идея про откаты пламени
Прекрасный Ямамото и не менее прекрасный Хибари
Отчаянный_Подрывник, заказчик!
Очень рада, что вам понравилось, спасибо за заявку!
С наступившим новым годом и наступающим рождеством
Автор
Гость, спасибо
Жалко, мало Хибари.
Мне тоже жалко )))
Автор
прекрасный Ямамото и Хибари тоже)
Спасибо-спасибо! Очень радостно слышать
Becky Thatcher, спасибо! Рада, что понравилось
Автор
Отличная идея с откатами, очень вхарактерный Хибари, и Ямамото - жесткий, взрослеющий в бою - в нем четко видно киллера, без сомнения)
Даже прекраснее больших глаз и спортивной фигуры
Спасибо
[Rino], спасибо, ужасно приятно!